– Вы совершенно правы, – сказал Смолин со вздохом. – Я вообще не могу представить человека, покупающего рукопись подобной книги у наследничка-пропойцы…
– Вот видите. Ищите лучше.
– В квартире ее нет, ручаюсь… Были у него какие-нибудь близкие знакомые, друзья?
– Эх, молодой человек… – покачала головой старуха, – в нашем возрасте старые добрые знакомые и друзья в подавляюще большинстве уже там… – она ткнула указательным пальцем в потолок. – Из старых знакомых у него, кроме меня, почитай что, и не осталось никого. Одиночество, увы, особенно в дыре вроде нашей…
– Значит, вы так-таки ничего и не слышали? Даже предположений строить не беретесь?
– Решительно никаких, – твердо отрезала старуха. – Что-то вы сильно огорчились, голубчик…
Разговор принимал опасное направление, и Смолин поторопился увести его в сторону:
– Ну как же… Я человек добросовестный, есть такой пунктик, Коли уж сюда я ехал исключительно за рукописью, без нее как-то и возвращаться стыдно. Репутация, знаете ли… Получается, ездил зря, зря казенные деньги тратил…
– Экая у вас в голосе неподдельная грусть… – сочувственно сказала Маргарита Петровна. – Может, все и образуется? Поговорите с людьми… не знаю, правда, с какими и с которыми, но не могла же рукопись в воздухе раствориться? Если бы в квартиру забрались мазурики, то уж, конечно, не бумагу уволокли бы… Не залезали, кстати?
– Да нет, – сказал Смолин. – Все вроде бы цело.
Старуха задумчиво продолжала:
– Да и те сомнительные скороспелые знакомые, коих Виктор косяками водил в квартиру, в первую голову прихватили бы отнюдь не рукопись… А знаете что? У меня в голове что-то такое вертится, право слово… Погодите, попробую сосредоточиться…
Она уперлась локтями в столешницу, запустила пальцы в седую шевелюру и уставилась куда-то сквозь Смолина отрешенным взглядом, безостановочно пыхая сигареткой. Смолин терпеливо ждал, вздыхая про себя от разочарования, – он-то поначалу полагал, что рукопись может отыскаться в музее, мало ли как могло обернуться…
– Ага! – воскликнула старуха, так резко вскидываясь, что Смолин вздрогнул. – Точных сведений не обещаю, но есть для вас, голубчик, следочек… Дня за три до… печальной кончины говорил мне мельком Никанор Олегович, что отыскал наконец-то, простите за выражение, спонсора (это слово она произнесла с явным отвращением). Вроде бы означенный господин твердо был намерен издание профинансировать…
– И кто он? – жадно спросил Смолин. Это, действительно, был след…
Старуха развела руками:
– Увольте, голубчик. Что знала, то и сказала. Две-три фразы мельком, мимоходом, чуть ли не на бегу, мы тогда случайно столкнулись и оба спешили… Вы уж сами поищите, человек вы, я вижу, хваткий и предприимчивый, а я вам ничем помочь больше не могу, потому что и не знаю ничегошеньки…
В такой ситуации ничего другого не оставалось, кроме как побыстрее откланяться – потому что старуха, дымя, как паровоз, довольно неуклюже стала намекать на собственные житейские побуждения: не поговорит ли милейший Василий Яковлевич с беспутным Виктуаром, коли уж наладил с ним дружеские отношения, на предмет того, чтобы тот, проникшись идеалами культуры и духовности, все же согласился бескорыстно (или за чисто символическую плату, потому что на большее музейщики не в состоянии) передать очагу и светочу хоть что-то из кропотливо собиравшегося долгие годы покойным краеведом?
Не стоило бабушку разочаровывать, посвящая ее в истинное положение дел, – и Смолин, сославшись на неотложные дела, поторопился улизнуть. Туманно пообещав, что «посмотрит что там можно сделать».
Когда Смолин выходил из музея, в голове от безнадежности родилась вовсе уж голливудская версия: теоретически рассуждая, можно допустить, что дражайшая Маргарита Петровна, мышь белая, крыса ученая, как раз и является главарем загадочной шайки темных личностей. Узрев что-то для себя интересное и выгодное, рукопись она надежно припрятала…
Бред, конечно. Законченный. Не оттого, что старушка выглядит простой, как две копейки – чужая душа, знаете ли, те еще потемки. Просто есть гораздо более рациональный и житейский аргумент. Будь она главарем, ни за что не упомянула бы про то, что знает о рукописи. Наоборот, с честнейшим видом твердила бы, что знать не знает ни о какой будущей книге. Что вы говорите, молодой человек? Какая рукопись? Мы, провинциалы, и словечек-то таких не ведаем… А между тем именно она и рассказала Смолину, что покойный два месяца копался в музейном архиве – о чем Смолин без нее и знать бы не знал…