— Пряности… — Глаза рыцаря были трезвыми и стеклянными. — Подумаешь, достижение — привезли сотню мешков с приправами для супа… Где зачарованные принцессы, я тебя спрашиваю? Где волшебные самоцветы? Где колдуны? Где драконы? Будь они все прокляты — и Ричард Львиное Сердце, и Болдуин, и остальные! Они отравили нам души. Они обманули нас. Они обещали небывалые приключения, прекрасные чужие страны, похожие на миражи, а привели в преисподнюю — чахлые пальмы, верблюжий навоз и грязные лачуги, над которыми глупо вздымается крепость Крак…
Окно выходило на юг. На юге лежала та далекая земля, откуда он приплыл вчера. Он скривил губы, отвернулся и звонко плюнул на пол. Беззвучно подкравшийся трактирщик ловко поставил рядом с его обтянутым дырявой кольчугой локтем полный кувшин.
— Я и смотреть не хочу в ту сторону, — громко объявил рыцарь. — Той стороны света для меня не существует. Есть только север, запад и восток — и никакого юга с сопутствующими румбами. Там смешались с песком глупые иллюзии несчастных юнцов. Там рассыпались прахом честолюбивые мечты о подвигах, позволивших бы нам превзойти Нибелунгов, Роланда и Ланселота, поставивших бы нас выше рыцарей короля логров. А у меня даже Изольды нет. И Дюрандаля нет. — Он допил эль и утер губы кольчужным рукавом, оцарапав их до крови.
— Что же, все вернулись? — тихо поинтересовался трактирщик.
Рыцарь мутно посмотрел на него, захохотал, махнул рукой:
— Какое там, старина… Это я один вернулся. А эти болваны по-прежнему барахтаются в песках. Через неделю штурм Иерусалима, будут реветь трубы, будут трещать копья, и кучка упрямых идиотов усердно станет притворяться, что за их спинами — Ронсеваль… Ну и пусть. Сколько угодно. Только без меня. В этом мире нет ничего среднего. Либо подвиг, либо скучная возня. И третьего не дано. А они там четвертый год играют в кошки-мышки с сарацинскими разъездами, жрут самогон из фиников и притворяются, что обрели желаемое, что именно к этому и стремились. И ни у кого не хватает смелости признаться, что ошиблись и обрели не то, что искали, гонор не позволяет им вернуться, упрямство заставляет ломать комедию дальше, дальше… Ну и черт с ними. Никогда не поздно прозреть и поумнеть. Плевал я на их проклятый песок… Держи.
Он швырнул на стол горсть диковинных монет. Рисунок на них был странный, чужой, невиданный, но трактирщик попробовал одну на зуб и успокоился — настоящее полновесное золото. Рыцарь сгреб в охапку меч, шлем, щит, узел с чем-то тяжелым и направился к двери, роняя то одно, то другое, подбирая с чертыханиями. Все молча смотрели ему вслед.
Трактирщик, кланяясь, подвел худого рыжего коня, помог приторочить к седлу доспехи и узел с добычей. Над ними было густо-синее кентское небо, вдали белела старая римская дорога, зеленели сглаженные временем холмы.
Рыцарь не сразу взобрался на коня. Он стоял, пошатываясь, положив руку на седло, смотрел на юг, и в глазах у него была смертная тоска.