Особенно,... 
25 
Я в эти последние дни много думал и размышлял… так много и о многом, что у меня голова пошла кругом…
Фогт (покашливая). Гм…
Доктор Стокман. Но наконец я разобрался во всем, нашел общую связь, и все стало мне яснее ясного. Вот почему я и стою здесь сегодня вечером. Я хочу сделать серьезные разоблачения, сограждане. Хочу поделиться с вами открытием, имеющим куда более широкое значение, нежели пустячное открытие, что водопровод наш отравлен и что водолечебница стоит на зараженной миазмами почве.
Многие голоса (кричат). Не говорить о водолечебнице! Не хотим слушать ни слова об этом!
Доктор Стокман. Я сказал, что буду говорить о великом открытии, которое я сделал на этих днях. Я открыл, что все наши духовные жизненные источники отравлены, что вся наша гражданская общественная жизнь зиждется на зараженной ложью почве.
Несколько голосов (негромко). Что он говорит?
Фогт. Подобная инсинуация!..
Аслаксен (положив руку на колокольчик). Оратор призывается к умеренности.
Доктор Стокман. Я так искренне любил свой родной город, как только может любить человек колыбель своего детства. Я был еще не стар, когда уехал отсюда, и расстояние, тоска по родине и воспоминания окружили в моих глазах особым ореолом и место и людей.
Слышны отдельные хлопки и одобрения.
И вот я много лет провел на севере в ужасном захолустье. При встрече с людьми, затерянными там среди груд камней, мне часто приходило в голову, что этим несчастным, жалким созданиям, право, нужнее был бы ветеринар, нежели такой человек, как я.
В зале ропот.
Биллинг (понизив голос). Ну, убей меня бог, коли я слышал когда что-либо подобное!..
Xовстад. Это просто глумление над народом, достойным всякого уважения.
Доктор Стокман. Погодите немножко. Не думаю, чтоб кто мог упрекнуть меня в том, что я забыл там свой родной город. Я вынашивал там свою мысль – план превращения нашего города в курорт.
Хлопки и протесты.
И когда наконец после долгих лет судьба смилостивилась ко мне настолько, что я мог вернуться на родину… да, сограждане, мне казалось тогда, что большего мне и желать не остается. Нет, впрочем, одно еще оставалось: желание горячо, усердно, неустанно трудиться на благо родины и всего общества.
Фогт (глядя в пространство). Довольно странным способом… гм…
Доктор Стокман. И вот я наслаждался здесь этим счастьем слепоты своей. Но вчера утром… нет, в сущности, третьего дня вечером… глаза у меня открылись, и первое, что бросилось мне в глаза, это невероятная тупость местных властей…
Шум, крики и смех.
Фру Стокман (энергично кашляет). Кх… кх… кх…
Фогт. Господин председатель!
Аслаксен (звонит). В силу своих полномочий…
Доктор Стокман. Нельзя привязываться к слову, господин Аслаксен. Это мелочно. Я хочу только сказать, что у меня открылись глаза на невероятно безобразное хозяйничание наших заправил, повинных в том, что у нас теперь такая водолечебница. Этих господ я не выношу, довольно таки навидался я их на своем веку. Они, словно козлы, пущенные в огород, всюду гадят; они становятся поперек дороги свободному человеку, куда он ни повернется, и самое лучшее было бы истребить их, как прочих вредных животных…
В зале волнение.
Фогт. Господин председатель, разве такие выражения допустимы?
Аслаксен (положив руку на колокольчик). Господин доктор!..
Доктор Стокман. Я не понимаю, как это я лишь теперь разглядел этих господ как следует. У меня ведь постоянно был перед глазами такой великолепный экземпляр, как мой брат Петер, тяжелый на подъем, закоснелый в предрассудках.
Смех, шум и свистки.
Фру Стокман (покашливает). Кх… кх… Аслаксен неистово звонит.
Пьяный (опять пробравшийся в залу). Это вы на меня намекаете? Ну да, меня зовут Петерсен, но черт меня подери…
Несколько голосов (сердито). Вон пьяницу! За дверь его!
Пьяного опять выталкивают.
Фогт. Что это за личность?
Один из близстоящих. Не знаю, господин Фогт.
Второй. Он не здешний.
Третий. Говорят, грузчик из… (Остальных слов не слышно.)
Аслаксен. Человек этот, по всей видимости, охмелел от баварского пива. Продолжайте, доктор, но, пожалуйста, соблюдайте умеренность.
Доктор Стокман. Ну, хорошо, сограждане. Я не буду больше распространяться о наших заправилах. Если бы кто-либо подумал вывести из только что сказанного мною заключение, что я собираюсь сегодня свести счеты с этими господами, то он ошибся бы, сильно ошибся бы. Я питаю благую надежду, что все эти пережитки, эти древние остатки отживших мировоззрений сами наилучшим образом сведут себя на нет и не нужно докторской помощи, чтобы ускорить их отправление к праотцам. Да и не этого рода люди представляют самую грозную опасность для общества; не о н и наиболее, содействуют отравлению источников нашей духовной жизни и заражению общественной почвы; не они опаснейшие враги истины и свободы в нашем обществе.
25 
