Хотя концовка довольно странная, как будто подразумевается продолжение. Но всё равно,... 
66 
Резко остановился, вскинул голову. Вокруг была рощица, незнакомые высокие деревья, залитые ярким южным солнышком — а впереди, загораживая ему дорогу, стояли четверо: двое с пустыми руками, а двое помахивали даже не дубинками — попросту увесистыми толстыми сучьями, корявыми, но способными шутить весьма даже нешуточно.
С первого взгляда ясно стало, что миром не разойтись — очень уж целеустремленно они двинулись навстречу, размыкаясь, пытаясь окружить. Потрепанная одежда, в дырках и заплатах, прохудившиеся самодельные соломенные шляпы, рваные башмаки, один и вовсе обувью не отягощен, испитые физиономии, некая задиристая приниженность в повадках, как у сбившихся стаей бродячих собак…
Он сразу понял, с кем столкнулся: со здешними представителями того малопочтенного племени, что на Руси именуется зимогорами и богодулами, а тут — «белой рванью», к которой даже бесправные чернокожие втихомолку относятся презрительно. Обитают в сущих лачугах, кое-как ведут нищенское хозяйство, а то и не ведут вовсе, пользуясь тем, что зимы с морозами здесь не бывает. Кое-как, неведомыми путями ухитряются с грехом пополам прокормиться и раздобыть скверного самодельного виски. Обитатели дна, одним словом. Народец весьма даже беспринципный и не гнушающийся мелких кражонок, но, насколько Бестужев уже чуточку вник в здешние реалии, все же не решавшийся шалить по-крупному в окрестностях собственного городка, чтобы не нарваться на серьезные неприятности. А тут, изволите ли видеть, явно нацелились всерьез потрясти одинокого путника, вон как напирают…
Страха не было — случались переделки и серьезнее. Усмехнувшись, Бестужев опустил руку на рукоять револьвера. И вспомнил, что револьвер-то у него самый настоящий, но вот патроны заложены бутафорские, холостые. А впрочем, откуда им знать…
Приготовился выхватить оружие, чтобы пугнуть как следует — но тот, кто, похоже, исполнял в этой шайке роль главаря, указал на кобуру и что-то сказал, ухмыляясь с самым издевательским видом. Бестужев ни словечка не разобрал — не с его убогими познаниями в английском. Вдобавок южане слова выговаривали на свой манер, растягивая и чуточку гнусавя.
Все захохотали, тыча в него пальцами, подталкивая друг друга локтями. Слова были незнакомые, а вот жесты очень даже понятны. Никаких сомнений, они точно знали, что при нем не оружие, а пугач. Разгадка, моментально пришедшая в голову, опять-таки незатейлива: кто-то их об этом предупредил, а кому бы это быть, кроме… Так вы нанятые, надо думать… Ну что же, ни у кого из вас не видно ни револьверов, ни хотя бы ножей, а это упрощает дело…
Двое, угрожающе замахиваясь импровизированными дубинами, заходили с боков. Бестужев не дал им времени — накатился, как кегельный шар на аккуратно стоящий строй кегель…
В первую очередь следовало обезопасить себя от единственного имевшегося у них оружия, первобытного, но тем не менее опасного. Уклонившись, он пропустил мимо своей груди корявый серый сук — и, когда тело нападавшего силой инерции потянуло следом за тяжеленным орудием, подбил его босую ногу, толкнул в плечо, вырвав револьвер из кобуры, треснул им по затылку. Что называется, минус один…
Его обдало невыразимым амбре пропотевшей одежды, немытого тела и винного перегара — второй, с голыми руками, попытался от всей души заехать в ухо — но здешний богодул, быть может, и понаторевший в кабацких драках, представления не имел о джиу-джитсу, был накрепко ухвачен не самым сложным приемом этого полезного японского единоборства. Швырнув его по всем правилам, Бестужев направил врага аккурат на ствол дерева, в который тот и впечатался, после чего, ошеломленный, сполз наземь и боевого рвения более не проявлял.
Развернувшись, чуть припав на одну ногу, Бестужев проворно распорол зубчатым колесиком массивной ковбойской шпоры ногу третьему — совершенно не опасно для жизни и здоровья, но крайне болезненно. Дикий вопль, бродяга согнулся в три погибели — это хорошо, это славно, крики и растерянность в стане противника, как известно, деморализуют…
Минус три. Бестужев не стремился ни калечить, ни приводить в бесчувственное состояние, он попросту хотел на некоторое время выключить их из игры, чего и достиг. Единственный оставшийся целехоньким типус с дубиной, растерянно потоптавшись, вдруг отпрыгнул и припустил меж деревьев быстрее лани. Оставшиеся не проявляли ни малейшего желания продолжать баталию, и Бестужев, решив, что цель достигнута, поступил вовсе не так, как на его месте держался бы герой рыцарских романов — сунул бесполезный револьвер в кобуру, развернулся припустил в сторону города так, словно за гнались черти со всего света: поведение, быть может, и не рыцарское, но самое выгодное в данной ситуации…
66 
