Последние отзывы

  34  

Не только мы, но и сама тетя перепугалась.

— Доктор, что со мной? — простонала она. — Я разучилась писать. Я больна?

— Не волнуйтесь, пройдет, — пытался ее успокоить Ренар. — Обычный писчий спазм, к сожалению весьма распространенный в наше время. Все от этих шариковых ручек. Положите ее и не волнуйтесь. Пойдемте, я осмотрю вашу руку. Сделаем примочку, и все пройдет.

Он увел ее и долго не возвращался. А я ждала, нервно расхаживая по террасе и теребя в руках носовой платок.

— Я думал, что это писчий спазм, но, боюсь, дело серьезнее, — сказал, вернувшись наконец, доктор. — Скорее это системный паралич. Все другие функции мускулатуры плеча не обнаруживают никаких отклонений от нормы, она лишь потеряла способность писать.

— Почему?

Он пожал плечами.

Но я знала: опять проклятый голос...

— Надо отвезти ее завтра — или завтра воскресенье? — в город, показать специалистам. Тогда в понедельник, — озабоченно проговорил Ренар, доставая старинные часы «луковкой». — Она так перепугана, что, конечно, согласится.

Так мы и решили. Но первое, что я услышала, проснувшись на следующее утро, был радостный голос тети:

— Я умею писать! Я умею писать!

Она вбежала ко мне в комнату, держа в руках листок бумаги, весь исписанный ничего не значащими, бессвязными фразами.

— Видишь, доктор Ренар был прав. Я снова могу писать!

Я взяла у нее листок с некоторой опаской. Торопливые, налезающие одна на другую фразы, по смыслу совершенно не связанные. Но они вполне логичны, никаких ошибок. Просто «проба пера», не заметно никаких признаков помешательства. Я вздохнула с облегчением.

Но тетя тут же села за стол, выписала чек на пять тысяч франков, вложила в конверт и послала Розали сейчас же отправить его «Внимающим голосам»...

Дальше день прошел без происшествий. Но оказался последним спокойным днем...

На другое утро тетя выглядела совершенно нормальной. А после завтрака внезапно сняла с подоконника цветочный горшок с кактусом, завернула его в платок, поставила на стол и трижды низко поклонилась ему.

Потом как ни в чем не бывало повернулась к нам с доктором Ренаром и продолжала прервавшуюся беседу.

Когда взгляд ее случайно остановился на горшке, все еще стоявшем посреди стола, она удивилась, нахмурилась, тут же вызвала Розали и сделала ей строгий выговор за непорядок.

Во вторник тетю поразила глухота. Она ничего не слышала, была ужасно напугана, металась по всему дому, плакала, умоляла доктора Ренара вылечить ее. На нее страшно было смотреть. Нам приходилось все ответы и слова утешения писать ей крупными буквами на больших листах бумаги.

Доктор Ренар вызвал из города знакомого врача. Тот немедленно приехал, и они в столовой, где было посветлее, начали осматривать тетю.

Похоже, консилиум грозил затянуться. Я решила воспользоваться удобным моментом и осмотреть спальню тети, как просил доктор Жакоб.

Надо непременно найти, где же прячется губительный голос. Я не могла больше выносить тревоги и мучения, которые он доставлял и тете и мне.

Лихорадочно перерыла всю постель, тщательно прощупала каждую подушку...

Ничего нет.

Осмотрела столик, стоявший возле кровати, лампу-ночник, каждый пузырек с лекарствами, потянулась к висевшей на стене картине: не прячется ли какой-нибудь репродуктор в ее золоченой раме?..

— Что ты здесь делаешь? — вдруг услышала я встревоженный голос тети.

Она стояла на пороге и смотрела на меня.

Залившись густой краской, я начала лепетать что-то невнятное: «Вот решила прибраться... стереть пыль».

Но ведь тетя оглохла! Она не слышала моих жалких оправданий.

— Что ты ищешь? Как ты смела обыскивать мою комнату? — бушевала тетя.

Я пыталась успокоить ее. Но она ничего не слышала, а по движениям губ еще не научилась угадывать, что говорят...

Ужасная сцена!

Я выскочила в коридор и, зажав ладонями уши, чтобы не слышать тех страшных, обидных слов, какие выкрикивала тетя мне вслед, опрометью бросилась в сад. Там я упала на скамью и разрыдалась.

Пришла я в себя, услышав неподалеку голоса приезжего врача и провожавшего его к машине доктора Ренара. Поспешно утерев слезы, я вышла к ним.

— Не могу сказать ничего определенного, — проговорил приезжий врач, прежде чем я задала ему вопрос — И, признаться, ничего не понимаю. Состояние органов слуха у вашей тети вполне нормальное для ее возраста. Ни малейших патологических изменений. Однако она не слышит даже сильных звуков. Первый случай в тридцатилетней практике... — Он развел руками. — Видимо, вы все-таки правы, дорогой Ренар: это какое-то осложнение на нервной почве...

  34