Только Мару можно опознать по росту да Делию — по выбившимся из-под шлема золотым прядям. Пожалуй, вот тот, на голову выше остальных, — это Бони, сменивший пулемет на сверкающую секиру. Итак, дошли все же. И никаких сложностей впереди, никаких интриг, возни разведок и тягостных ночей. И нет ни знаменосцев, ни трубачей.
Вокруг, на значительном расстоянии, уже сомкнулось кольцо — сотни глаз уставились с холодным бешенством, что-то потрескивает с противным электрическим шипением, сыплются фиолетовые искры, но все это — вдали, последние потуги, бесплодные попытки остановить…
Вой и шипенье раздались в чащобе. И тогда Сварог пошел вперед, как кабан сквозь камыши, прорубая дорогу, стараясь не поддаваться азарту, размеренно махая топором. Не в первый уж раз казалось, что Доран-ан-Тег, подобно живому существу, сам по себе наносит удары расчетливо и скупо, став легким, подвижным, живым. Спутанные клубки отсеченных веток рушились на голову, брызжа соком, Сварог уклонялся, отталкивая плечами и локтями эту дрянь, орошавшую вонючей липкой жидкостью. Выдирал ноги из гибких петель, стелющихся над землей, рокантон давно слетел, в волосах застряло что-то колючее и склизкое, рушились зеленые стволы, застревая в путанице лиан, косо повисая. То и дело навстречу выныривали оскаленные рожи, цепкие лапы тянулись к горлу, хватали за руки, он уклонялся, не различая облика нападавших, наносил удары без размаха, рыча:
— Всем вместе! Не разбредаться!
Сосредоточился на одном — ударить первым, снести преграду, не зацепить своих. Успевал порой бросить взгляд вокруг — все живы вроде бы, все на ногах, валят вперед сомкнутой кучкой, слышится резкое хаканье — это удар попадает в цель — звенит, сталкиваясь ненароком, сталь, из глоток рвутся ругательства, короткие, чтобы хватило дыхания матюгнуться на одном выдохе.
Сварог ухитрялся еще прикрывать Делию, насколько удавалось, — а с другой стороны шел брат Тивадар с двуручным мечом.
Они продвигались медленно, потеряв всякое ощущение времени, не стало ни мыслей, ни чувств — одно первобытное упорство и тщательно отмеренная ярость. Шли вперед посреди воя, оханья, визга, фонтанов мутно-скользкого древесного сока, зеленой крови, чужого ужаса и злобы — будто века минули и нет другого мира, нет ничего, одна омерзительная сеча, взлетавшие что ни миг мечи и топоры, сносившие живое и неживое…
Тупо уставясь на возникшее среди лиан невиданное явление, Сварог с рычаньем прыгнул вперед, опомнился не без труда, вновь стал человеком, вернувшись от начала времен, где рвало друг друга зверье, — но в голове еще долго плескались сладкие волны хмельного остервенения.
Он едва не напал с топором на виману. Она возвышалась перед ним — огромная, трехэтажная, зеркально-черная, напоминавшая безликие коробки Магистериума. Нечто вроде сине-багрового плюща оплетало стены, свешивалось прядями с плоской крыши, полузакрыв квадратные окна, высокую дверь над тремя полукруглыми ступенями — и дверь была чуть приоткрыта. Шагая к ней деревянной походкой робота, Сварог пытался пробудить в себе хотя бы тень торжества, но понимал, что не сможет. Дорога к заветной цели отнимает все чувства и переживания — на то она и дорога…
Дверь распахнулась легко. Внутрь чужая растительность отчего-то не проникла, все здесь было чистым, блестящим и раздражающе ярким, как сто двадцать лет назад: синий ковер под ногами, мозаичные стены теплых, желто-оранжевых тонов, золотистые мягкие кресла. Даже воздух, насыщенный ненавязчивым ароматом каких-то фруктов, был мягок и приятен для носоглотки. Не стух за дюжину десятилетий. Значит, механизмы работают…
В одном сидел скелет, откинувшись на косую спинку, вытянув руки вдоль широких пушистых подлокотников. Сварог подошел поближе, немилосердно пачкая ковер вонючими следами. Скелет без малейших повреждений, раскинувшийся в спокойной позе решившего вздремнуть человека. Ни одна косточка не сдвинута.
Брат Тивадар аккуратно притворил за собой дверь, и этот будничный жест, легкий стук, казалось, разбудили неведомые силы. Скелет дернулся, пытаясь встать. Не рассуждая, не сообразив отшатнуться, Сварог толкнул его обухом топора — кости, будто только и ждавшие этого сигнала, осыпались кучей на кресло и на пол. Никто даже не успел удивиться, предпринять что-то, вскрикнуть. Необычное на этом и закончилось — кости больше не шевелились.
Все уже подняли забрала. Вид у соратников был самый плачевный — кольчуги зияют прорехами, свисают гроздья вырванных колечек, доспехи заляпаны жуткой мешаниной древесного сока и крови неизвестных созданий. Вот только лица, кое у кого исполосованные кровавыми царапинами, несмотря на всю усталость, выглядят именно так, как надлежит лицам победителей. И это заставило Сварога вспомнить, что последнего удара они пока что не нанесли.