Вскоре впереди открылась большая ложбина. По ее дну струился быстрый ручей, а подъем и спуск оказались довольно крутыми, коням поневоле пришлось перейти на шаг. Сам Сварог именно здесь и устроил бы засаду. Стороной не объедешь — чащоба. Он пропустил всех вперед, огляделся. Никто, конечно, не увидел того, что открылось ему — а он видел словно бы черные клочья дыма, все еще реявшие меж желтыми стволами сосен на фоне росной паутины, над изящными листьями папоротника. Здесь их поджидало Зло, ушедшее с рассветом.
Не следовало терять времени, однако он все же спрыгнул с коня, сделал несколько кругов, пригибаясь к самой земле, словно пес, ищущий след. И в одном месте, где не росла трава, отыскал-таки на влажной песчаной почве смазанный четырехпалый след, напоминавший птичий, только огромный. И сразу вспомнил Ямурлак, мертвого верхового ящера с нелепо задранной четырехпалой лапой — похожа… Открытие оказалось бесполезным — все равно никто, даже Гаудин и домовой Карах, не знали, что это за твари, откуда берутся, зачем приходят и куда уходят потом…
Стоя рядом с камнем, он напряг слух. Сквозь ставший оглушительным птичий гомон где-то далеко, на пределе восприятия, пробивался глухой ритмичный перестук копыт — кони шли полным карьером. Выходит, далеко не всякому рассвет — помеха. Впрочем, и мы не лыком шиты. Губы Сварога превратились в тонкую бескровную ниточку. В глазах не осталось ничего, кроме холодной ненависти, именно холодной, питаемой рассудком, а не чувствами.
Он вскочил в седло. Достал кожаный мешочек и покопался в нем двумя пальцами. Наследство бабки-гусятницы оказалось не столь уж и большим — колдуны передают свои знания всерьез только лежа при смерти, а если сложится иначе, тебе достанется пара подручных мелочей… Очень полезных, правда, в дороге. Там лежал маленький клубок желтых ниток, две красные ленты, одна синяя, большой моток бечевки и грубо вырезанный из черного камлота силуэт — так рисуют дети, то ли собака, то ли волк, ясно лишь, что это не корова и не крокодил. К камлоту был плотно приметан белыми нитками волчий зуб. На ощупь камлот был чуть тепловатым. Словно под каменной оболочкой теплилась искорка жизни.
Ленты не годились — Сварог не нашел бы в душе сил ни поджечь этот лес, ни затопить его водой. Он взял за хвост волка, швырнул через правое плечо левой рукой. Что бы там ни завладело Арталеттой и ее людьми, под ними самые обычные кони, все прекрасно получится…
Он негромко произнес, как учила старуха:
— Дует ветер от Камня Блуйгне, от Крепости Королей, несет ветер жизнь неживому, острые зубья к зубу, пламя глаз и шерсть черного цвета, цвета смерти и печали, чтоб сверкнули клыки, как семью семь печалей, и вонзились, как тридцать три тоски, чтобы сверкнули глаза, как семью семь невзгод…
И подхлестнул коня. Конь прижал уши, испуганно всхрапнул и отчаянными скачками взобрался на песчаный склон. Сварог оглянулся и успел еще увидеть, как из папоротника беззвучно поднимается черная лоснящаяся спина громадного волка. И подумал, что заклятье, должно быть, ужасно древнее, сочинено в забытые эпохи, когда цветом смерти и печалей не считался еще белый…
Ветер запел в ушах. Песок брызнул из под копыт. В глазах зарябило от несущихся навстречу, перечеркивающих небо ветвей. В заросли шарахнулся какой-то зверек, до этого с любопытством обнюхивающий следы только что прошедших лошадей. И было неясно, испугался ли он мчащегося всадника или звериное чутье подсказало ему, что в лесу объявился некто, неизмеримо сильнее любой обычной твари.
Кавалькаду Сварог догнал быстро. Все внимательно слушали Делию, а она рассказывала:
— …и когда королю предсказали, что он будет поражен на балу ударом в сердце, сам он лишь посмеялся, потому что был совершенно бесстрашным человеком. Но начальник тайной полиции обязан относиться серьезно решительно ко всему, когда речь заходит о жизни монарха. Начался бал, где ликторов в маскарадных костюмах было едва ли не больше, чем гостей. Короля опекали искусно и неустанно, не отступая ни на шаг, отчего то и дело происходили разные мелкие недоразумения. Бал близился к концу, а злоумышленник все не появлялся. И тут вошел курьер с письмом. Любимый и единственный сын короля погиб на попавшем в шторм корабле. Король рухнул как подкошенный и в ту же ночь скончался…
— Это сказка? — спросил Сварог, просто чтобы что-то сказать. Сам же мучительно прислушивался к окружающему, однако подозрительных звуков не было. Даже кони ничего не чуяли. Даже Мара.