103 
И сама меня целовать стала. Повернула и в спину толкает. Я несколько шагов прошел, нехорошо сделалось. Женщину одну в таком месте оставил, неправильно это… Обернулся, а нет на дороге никого. Вообще никого, во все стороны. Понимаете, ну несколько шагов всего прошел! И хоть бы камень стукнул, хоть бы кусты шелохнулись! Я постоял – может, услышу чего… Ну, и домой пошел, чего поделаешь. Да и жутко стало, что таить… Непонятно потому что – там же вдоль дороги кусты стоят, колючие, сплошной стеной. И дорога каменистая, щебнистая…
Толик так сразу и подумал, что женщина из экспедиции, потому что больше таким взяться неоткуда. А его на раскопе вчера на смех подымают, рассказывают про привидение. А он не такой дурак, чтобы живую бабу спутать с привидением, и смеяться над собой он не позволит!
Толик очень сильно подозревал, что женщину в экспедиции прячут, чтобы над ним посмеяться, и тогда надо было оторвать башку всем, кто это все придумал. А если еще и она сама придумала «енти научные штучки», чтобы над ним посмеяться, Толик намеревался оторвать башку и ей. Расстались мы холодно, потому что Толик, твердокаменный материалист, совершенно не поверил в мой правдивый и честный рассказ. Но женщину он очень хотел встретить, и довелось ли ему – не знаю.
Продолжение третье, самое короткое
Спустя два дня после позорного бегства Герасима, в тот самый вечер, когда мы с Толиком летели в Красноярск, главный художник и чертежник Вася пошел гулять вдоль канала. Настроение у него было плохое, потому что жена не писала, а страсть к юной студентке, пуганой старшеклассниками, оставалась неразделенной.
Сгущались сумерки, из тополинной чащи вылетела сова, сделала свой неприятно-бесшумный круг и вернулась обратно. В этом месте канал раздваивался; часть клокочущей, булькающей воды от шлюза поворачивала вправо и текла прямо на поля, к поливальным установкам. От установок вдоль канала давно уже кто-то шел; вскоре Вася увидел, что этот человек – женщина и вряд ли из экспедиции, потому что «экспедишницы» обычно не носили платьев, а эта дама была в платье.
Что-то заставило Василия сделать несколько шагов и встать в тени тополей, незаметно. Ему же, несмотря на начавшиеся сумерки, было очень хорошо видно женщину, идущую вдоль канала. Лицо у нее было задумчивое, грустное, и смотрела она больше на воду, чем по сторонам.
Не сразу сообразил Вася, где он видел это коричневое платье, эту прическу на длинных костяных шпильках. А когда сообразил, поступил не очень храбро, но разумно: стал отступать все дальше и дальше, в гущу деревьев, и, отойдя подальше, потеряв из виду женщину, во всю прыть кинулся в лагерь.
Продолжение четвертое, последнее
Это последствие было самым жизнерадостным, при всем его безобразии. Потому что, как всегда, привидения стали источниками маленьких развлечений. И тоже, как всегда, активнее всех развлекались наши милые старшеклассники.
Взрослый контингент резвился все-таки более сдержанно. Некоторые, под видом передачи опыта, рассказывали страшные истории самым впечатлительным девицам; один даже переборщил, вспоминая, как за ним гонялся скелет в золотом шлеме и в белых тапочках.
Другие поступали более тонко, заводя за общим столом разговоры с самым задумчивым видом, что тут, под лагерем, должна быть парочка погребений, и что их необходимо отыскать…
Школьники действовали проще. Раза три их предупреждали по-хорошему, что попытки скрести по брезенту палаток и издавать «нечеловеческие» звуки будут караться всей мощью взрослого состава экспедиции. Потом начались репрессалии, и некоторые любители этого вида спорта стали ложиться спать одетыми, даже не снимая сапог.
Воспитательного смысла во всем этом было немного: ведь трудно воспринять всерьез гнев дяденьки, который гонится за тобой и при этом радостно хохочет. Единственное, что может усвоить такой убегающий мальчик, – это что бегать надо побыстрее.
Но скоро наступил момент, когда милых мальчиков стали ловить слишком часто, и на какое-то время они утихли. Наивные люди полагали, что на этом все и кончилось.
А через неделю лагерь разбудил невероятный шум: дико визжали, звали на помощь девицы; раздавалось какое-то непонятное и очень противное уханье, грохот, подвывание, и все перекрывал механический грохот и лязг.
Боковенко решил, что комбайнер Толик приехал на тракторе и планомерно сносит лагерь (несколько раз обещал, если ему не дадут водки). Кузьмин решил, что на лагерь напали разбойники. Я решил, что деревня ополчилась на лагерь и приехали мужики на тракторах. Вася-художник решил, что начался конец света. И все мы дружно решили, что все это – работа наших мальчиков. И все мы с разных концов лагеря помчались к источнику шума.
103 
