— Ну что вы, какие тут могут быть идеи и требования…
— В таком случае, я могу отвести вас к Сержу?
— К кому? Ах, к тому вашему агенту… Конечно, сделайте одолжение…
Он привстал, но Гартунг не пошевелился, и Бестужев уселся снова, что со стороны, конечно же, выглядело несколько неуклюже.
— Алексей Воинович, — проникновенно сказал Гартунг. — Вас ведь удивило то, что вам какое-то время придётся выступать в роли заезжего костромского купчика, разгульного и недалёкого? Не отпирайтесь, когда об этом шла речь, в глазах у вас стояло сильное изумление…
«Заметил, чёрт», — подумал Бестужев. И сказал как мог непринуждённее:
— Признаться, да. Удивление имело место быть, глупо скрывать. Я предпочел бы оставаться до поры до времени совершенно незаметным, а подобный купчик — фигура очень даже заметная…
— Ответ прост, Алексей Воинович, — ответил Гартунг. — Так надо. Я бы сказал больше — это необходимо. Возможны оч-чень интересные комбинации, в которых будет как нельзя более уместен именно что костромской купчик… Позвольте, я не стану сейчас вдаваться в подробности? Поверьте на слово, я не любитель театральных эффектов, просто-напросто ситуация требует. Вы опытный сыщик, толковый офицер, должны всё понимать… Или всё же вас такое не устраивает?
Он смотрел с такой обезоруживающей простотой, с таким дружеским расположением, что у Бестужева язык бы не повернулся возражать. В конце концов, его собеседник был опытнейшим мастером розыскного дела, делал первые шаги в их опасном ремесле, когда Бестужев ещё и на свет-то не появился…
— Слушаюсь, — сказал Бестужев шутливо. — Вам виднее, Аркадий Михайлович.
— Ну вот и прекрасно, что всё устроилось, — Гартунг наконец поднялся, высокий, без капли возрастной сутулости, осанкой напоминавший настоящего вельможу былых времён. — Экипаж ждёт…
Направляясь к двери, Бестужев всё же ощутил лёгкие угрызения совести. Он ни словечком не проговорился Гартунгу об американской конторе в Париже, куда Луиза отправила телеграмму с просьбой о помощи. Более того, он даже не обмолвился о том следочке, который ему под давлением жизненных обстоятельств дал незадачливый циркач месье Жак.
С одной стороны, это, как ни крути, было в чём-то вопреки кодексу профессиональной чести. С другой же… Он не хотел об этом думать, но его чуточку встревожили даже не слова Васильева, а глаза полковника при этом, интонация, с какой всё было произнесено. Васильев тогда именно так и сказал: «Душа моя, если у вас есть возможность придержать в рукаве какие-то козыри — придержите. С Гартунгом невозможно играть, не имея на руках козырей вовсе, боком может выйти…»
В конце концов, Васильев знал Гартунга лучше, чем он — и гораздо дольше. В конце концов, ничего ещё не поздно исправить: если Гравашоля удастся взять на вокзале, проблема решится сама собой, ни о чём говорить и не придётся. Американцы им, в сущности, не конкуренты. Ну, а если что-то пойдёт наперекосяк, утаённой пока что информацией можно будет и поделиться, промедление с её оглаской ничему не повредит.
…Особо доверенный агент Гартунга с первых же минут общения вызывал у Бестужева не только тихую тоску, но и потаённое отвращение. Субъект этот, отрекомендовавшийся Сержем, более всего походил на провинциального «льва полусвета» либо столичного бездельника с мутными источниками средств к существованию. Фатовские усики «в ниточку», развязные манеры, всё время балансирующие на грани амикошонства, сиречь в точном переводе с французского — панибратства. Увы, подобные субъекты сплошь и рядом нравятся дамам, а мужчин обезоруживают весёлой, напористой наглостью, как уже подчёркивалось, не переходящей за те границы, где можно схлопотать по физиономии — потому что кто ж таких вызывает на дуэль?
Дело было, разумеется, не во внешнем облике и неприятных манерах. Даже без откровений Гартунга сразу становилось ясно, что этот тип — прохвост высшей марки, нимало не обременённый, хотя бы намёком на идейные убеждения и мораль. Ироничный парадокс в том, что с точки зрения жандарма такие вот беспринципные хлыщи в работе гораздо предпочтительнее любого интеллигента — или субъекта с претензиями на интеллигентность. Ибо частенько случается, что заагентуренный интеллигент по обычаю этой разновидности рода человеческого начинает биться в моральных терзаниях касаемо своего «падения», то бишь сотрудничества с Охранным. И давно уже офицеров наставляют, чтобы зорко следили за подопечным, не пропустили момент психологического надлома и постарались в этом случае с агентом навсегда разойтись. Потому что в нескольких печальных случаях доходило даже до убийства опекунов…