Последние отзывы

  104  

Воз увяз в трясине. Монархия в феврале рухнула. Многозначительная деталь: петербургский градоначальник генерал Хабалов, которому было поручено подавить беспорядки, даже не в состоянии был напечатать увещевающие воззвания. С превеликими трудами выпустив несколько экземпляров листовок, послал городовых наклеить их «где-нибудь». Дальше ехать некуда… Шульгин писал: «Дело было в том, что во всем этом огромном городе нельзя было найти несколько сотен людей, которые бы сочувствовали власти… и даже не в этом… Дело было в том, что власть сама себе не сочувствовала. Не было, в сущности, ни одного министра, который верил бы в себя и в то, что он делает» [38].

Ставка Николая на бездарности ничем другим закончиться и не могла… Столыпин сказал однажды: «Никто не может отнять у русского государя священное право и обязанность спасать в дни тяжелых испытаний богом врученную ему державу». Но дело как раз в том, что Николай сам, добровольно, снял с себя это право. «Отрекся, как роту сдал», – не без брезгливости замечает Шульгин.

Можно, конечно, сваливать все на измену командующих фронтами. В самом деле, все они, поголовно, на вопрос о желательности отречения ответили положительно: великий князь Николай Николаевич (Кавказский фронт), генерал Брусилов (Юго-Западный фронт), генерал Эверт (Западный фронт), генерал Сахаров (Румынский фронт), генерал Рузский (Северный фронт), адмирал Непенин (командующий Балтийским флотом). Колчак, командующий Черноморским флотом, от посылки аналогичной телеграммы воздержался, но с мнением других «согласился безоговорочно», как и начальник штаба Ставки генерал Алексеев*.

Но возникает другой вопрос: смогли бы высшие военные чины столь легко отречься от императора, с которым связывали бы хоть какие-то надежды?

Вряд ли. Просто-напросто ничтожный «Ники» потерял всякий авторитет. Вдумайтесь: никто не выступил в его защиту. У Людовика XVI, по крайней мере, нашелся полк швейцарцев и несколько десятков дворян, открывших ружейный огонь по рвущимся в Тюильри восставшим. Две-три сотни человек все же выступили с оружием в руках.

У Николая не было и этого. Мэсси, правда, упоминает о некоем «преданном эскадроне кавалергардов», якобы двое суток скакавшем по снежному бездорожью из Новгорода на защиту царя и династии, по это больше похоже на одну из тех легенд, что в избытке сопровождают любое крупное историческое событие…

Все бросили. Все оставили. Морис Палеолог отмечает: «Одним из самых характерных явлений революции, только что свергнувшей царизм, была абсолютная пустота, мгновенно образовавшаяся вокруг царя и царицы в опасности. При первом же натиске народного восстания все гвардейские полки, в том числе великолепные лейб-казаки, изменили своей присяге верности. Ни один из великих князей тоже не поднялся на защиту священных особ царя и царицы: один из них не дождался даже отречения императора, чтобы предоставить свое войско в распоряжение инсуррекционного правительства*. Наконец, за несколькими исключениями, тем более заслуживающими уважения, произошло всеобщее бегство придворных, всех этих высших офицеров и сановников, которые в ослепительной пышности церемоний и шествий выступали в качестве прирожденных стражей трона и присяжных защитников императорского величества» [39].

И тут же французский посол приводит мнение некоей русской «госпожи Р.»: «Да это он нас покинул, он нас предал, он не исполнил своего долга, это он поставил нас в невозможность защищать его. Не его предали родня, гвардия и двор, а он предал весь свой народ».

Оставшаяся для нас загадочной «госпожа Р.» была права. Бездарный, жалкий, трусливый Ники предал свой народ – и тем, что отрекся с вопиющим нарушением существовавших тогда законов о престолонаследии. И тем, что культивировал возле себя таких же бездарей, как сам. И тем, что оставался глух к любым попыткам объяснить ему истинное положение дел…

Остались подробные записи о беседе с царем монархиста Родзянко, прямо заявившего Николаю: «Никакая революционная пропаганда не может сделать того, что делает присутствие Распутина в царской семье. Влияние, которое Распутин оказывает на церковные и государственные дела, внушает ужас всем честным людям. А на защиту проходимца поставлен весь государственный аппарат, начиная от верхов Синода и кончая массою филеров… Явление небывалое!»

Царь отделался по своему обыкновению пустыми фразами. Как обычно. Он предал Столыпина, он предал Кутлера, предал Витте, пригрел у трона тобольского конокрада… Более ничтожной и пустой личности на троне Российской империи еще не бывало.

  104