Вот теперь радиста п р о н я л о. Сообразил, что лежит в койке голышом, а у самого не то что пистолета, перочинного ножика не имеется.
Анка уже надела туфельки, и Мазур не стал терять времени на пошлую комедию с угрозами и обличениями – шагнул к радисту – тот, побледнев до полной белоснежности, отшатнулся к стене – и коротким ударом по горлу отправил его в долгий, гарантированный обморок. Обтерев «Беретту», кинул ее рядом с бесчувственным телом (у него свой ствол таился в кобуре на щиколотке, не было смысла таскаться с этой тяжеленной дурой), ухмыльнулся и дернул подбородком в сторону двери:
– Пошли, развратница...
В тускло освещенном коридоре стояла тишина. Часового никто пока что не хватился.
– Смываемся в темпе, – сказал Мазур тихо. – У меня – жмурик. Из т е х, сам выскочил, что ж было делать...
Анка, даже в туфельках на высоком каблуке, ухитрялась перемещаться практически бесшумно, и они скользили рядом, как парочка призраков не самой благонравной семейной четы.
На палубе вахтенного не оказалось, дрых где-нибудь. Почти рассвело, меркли звезды, небо из черного стало снежно-серым, стояли прохлада и тишина, только из ярко освещенных «стекляшек» на пригорке доносились отзвуки дешевого веселья.
Они спустились с трапа, быстрым шагом миновали кабак и стали подниматься в гору, к пальмовой рощице, идеальному месту для наблюдательного пункта.
Глава пятая
Фестиваль «Славянский базар»
Вид открывался красивый и донельзя романтичный: море в первых лучах утреннего солнца, золотисто-розовым краешком приподнявшегося над водой, берег и пальмы, корабли и яхты, запахи экзотического леса... Вот только радости от этой красоты не было никакой: минуты тянулись несказанно медленно, близился с р о к, и как обычно в таких случаях бывает, казалось, что он никогда не наступит. Бомбы бракованные или подмененные вражеской агентурой, часы идут неправильно, вообще все наперекосяк. Мазур, разумеется, превосходно справлялся с этими подсознательными з а н о з а м и, но они присутствовали на краю сознания, что тут поделать...
Палуба «Ориона» по-прежнему была пуста, как Земля в первый день творения. Хотя тревога среди ч а с т и экипажа – очень малой, но чрезвычайно мерзкой части – без сомнения, была объявлена. Примерно через восемь минут после того, как они покинули корабль, рация в кармане Мазура стала ожесточенно мигать крохотной синей лампочкой, и мигала долго – ее бывшего хозяина старательно вызывали подельники, еще не подозревая, что в его запутанной судьбе произошли решительные, окончательные изменения. Мазур от нечего делать старательно сосчитал вспышки – восемнадцать. Вскоре это повторилось – еще полтора десятка миганий. В третий раз лампочка мигнула всего пять раз.
Через пять с половиной минут после этого на палубе появились двое, прошлись туда-сюда, подошли к трапу, долго смотрели на берег, причем один, судя по движениям, что-то постоянно тараторил в такую же портативную рацию. Трудно было определить точно, но что-то в их суете подсказывало Мазуру: покойничка обнаружили. Видимо, примерно знали, где он должен обретаться. Им, надо полагать, инстинктивно хотелось кинуться в погоню, но они тут же сообразили: а куда бежать, собственно, в каком направлении? И за кем? Берег пуст, только в кабаке веселуха, любой мало-мальски сообразительный человек тут же поймет: нападавшие ни за что не станут отираться на пирсе, ожидая возмездия...
В конце концов те двое исчезли в недрах корабля. Рация больше лампочкой вызова не мигала, и это убеждало Мазура, что часовой все же обнаружен. Это, разумеется, держат в тайне от непосвященного экипажа, который, скорее всего, так и дрыхнет по койкам. Но наверняка связались с начальством, то бишь главарями... ну, может оказаться, что главарь тоже на корабле. И что? Возьмем крайний случай: они сообразят насчет бомбы и начнут лихорадочно ее искать. Ни за что не успеют. Бомбочек полдюжины, они не на виду, для мало-мальски результативных поисков попросту не хватит людей...
Эта сторона дела Мазура не беспокоила ничуть. Слегка напрягало другое. Во исполнение договоренности он уже трижды пытался связаться с Егором, и всякий раз автоматический оператор приятным женским голоском отвечал на приличном английском, что абонент либо пребывает вне пределов досягаемости, либо отключил аппарат.
А вот это должно было насторожить и менее опытного человека, чем Мазур, поскольку было категорически неправильно. Потомок казаков должен был сидеть с телефоном возле уха, как раз изнывая в ожидании звонка. Он ведь не знал не то что точного, но даже примерного времени пожара, не мог же засесть затемно где-нибудь в соседней рощице с камерой на изготовку – не дурак же…