– И он не мог узнать?
– От кого? Кто ему скажет? – зло пробурчал Седой и приказал одному из своих помощников:
– Принеси сюда водку и закуску.
На столе появилась литровая запотевшая бутылка водки и всяческая снедь.
Седой наполнил рюмки, и они с Богаевским выпили, не чокаясь.
– Будь они все прокляты, суки продажные! – сказал Седой, отламывая маленький кусочек хлеба.
Затем он взял массивную вилку и легко изогнул ее, чуть не завязав в узел своими мощными руками.
– Ненавижу! Ненавижу продажных шакалов!
– Послушай, Петр, – Богаевский подвинул свой стул поближе к Мартынову и, махнув рукой, приказал всем выйти из комнаты.
Этого его движения хватило, чтобы все бандиты исчезли за дверью.
– Я думаю, что все далеко не так, – сказал Богаевский и заглянул в глаза Седому. – Я думаю, что это действовали люди Бортеневского.
– Но ведь мы же его предупредили, что если он обратится куда-нибудь за помощью, его девочка будет мертвой.
– Видишь, Петр, мы ошибались в Бортеневском. Он оказался не робкого десятка, и на наши предупреждения отреагировал по-своему.
– Да сука он последняя! Я уничтожу его! Уничтожу, не пожалею денег! И он будет трупом – Не горячись. Здесь все надо хорошо обдумать, взвесить, обсудить. На даче было трое твоих людей и пятеро моих. У меня в Питере есть один знакомый мент…
Я ему хорошо плачу, и утром мы будем иметь информацию по этому делу. Нам расскажут все.
– Да что толку! Цыгана уже не вернешь, а он был у меня один. Я для него ничего не жалел.
– Ладно, ладно, – сказал Дьякон, – ты сейчас об этом не думай. Давай лучше выпьем.
И они вновь наполнили рюмки, молча выпили. Седой даже не притрагивался к еде. А вот Богаевский взял ломтик осетрины, вилкой свернул его в трубочку и принялся жевать, расхаживая по огромной гостиной. Он ходил сутулясь, сгорбившись, опустив голову. Его длинные седые волосы, за которые он и получил кличку Дьякон, лежали на плечах.
– Мне кажется, все не так просто, – скрипучим голосом бурчал Дьякон. – Мне кажется, здесь что-то не так. Понимаешь, Петр, концы не сходятся с концами.
– Послушай, сколько мы потеряем, если Бортеневский откажется с нами сотрудничать? Сколько? – вставая из-за стола, с грохотом отодвигая стул, воскликнул Седой.
– Мы теряем много. С его банка мы могли бы получать почти треть того, что имеем. Треть – это много, – сказал Дьякон и, подойдя к столу, наполнил рюмку, – Ты понимаешь, что это очень большие деньги, а даже за маленькую часть этой суммы можно нанять таких профессионалов, что они уберут, не моргнув глазом, и тебя, и меня, и всю нашу родню.
– Но слушай, Дьякон, что ты городишь? Кто эти профессионалы? Мы с тобой знаем почти всех.
– Ты знаешь всех медвежатников, я знаю всех торговцев бриллиантами, но ни ты, ни я не знаем киллеров, не знаем специалистов, которые работают на разведку.
– Да ну, окстись. Дьякон! Что ты такое городишь? Какая разведка будет заниматься Цыганом? Какая разведка будет стрелять?
– Это я так, к слову. Седой. Но скорее всего действовал профессионал.
Седой устало опустился "а свой стул и, опершись локтями о край стола, принялся яростно тереть волосатыми кулаками глаза.
– Знаешь, что я думаю… – проскрипел Дьякон. – Только ты не горячись, не кричи, а выслушай меня.
– Да ладно, говори. К чему эти предисловия?
– Так вот. Был убит Цыган, твой брат. А то, что девочка находится на его даче, знал только он. Его, как я понимаю, убили первым и убили только после того, как узнали о девочке.
– Что ты хочешь сказать? – отняв ладони от лица, сверкнул глазами Седой.
– Ничего. Я всего лишь рассуждаю.
– Осторожнее рассуждай, Дьякон. Я не верю в то, что ты хочешь сказать. Не мог Цыган меня сдать, не мог.
– Он сдал не тебя, он спасал свою жизнь.
– Этого не могло быть! Цыган не тот человек. Ты же его хорошо знаешь, Иосиф.
– Но как они узнали о даче?
– А черт их знает! – выкрикнул Седой и грохнул кулаком по столу.
Посуда задребезжала, бутылка повалилась на пол, но Богаевский успел ее подхватить.
– Успокойся, не нервничай. Будь таким, как всегда, и мы разберемся.
– Да что тут разбираться, Иосиф? Надо кончать с этим банкиром.
– Если бы это было так просто, – Богаевский задумчиво подошел к окну и, осторожно отодвинув тяжелую штору, выглянул на улицу.
Во дворе стояли его люди и курили. Они о чем-то переговаривались.