87 
— И вот еще что можно, — предложил Гоша, — пусть прибор… ну, гудит как-то особенно… тогда у Витте условный рефлекс выработается. Есть гудение — колдуем, нет — сосем… лапу, например.
— Все, я придумал, — поднял палец вверх я. — Ультразвук. Причем двухтональный, чтобы случайно пациент от собачьих свистков колдовать на начинал.
— Так люди же ультразвук не слышат, — усомнился Гоша.
— Слышать не слышат, но воспринимают. Сам проверял, хочешь, историю из своего детства расскажу?
Гоша кивнул, и я начал:
— Детство мое прошло в коммунальной квартире на три семьи. Соседский пацан был моим другом — это, кстати, тот самый Боря Фишман, чей мотор я подсунул Тринклеру в качестве отправной точки. Так вот, мы с ним уже тогда были на ты с техникой. И вычитали мы где-то про то, что человек как-то воспринимает ультразвук, а в школе в это время нам как раз про условные рефлексы талдычили… Собрали мы с ним тот самый двухтональный генератор, он частоту качал от двадцати пяти до тридцати килогерц. Дождались, пока останемся одни в квартире, и смонтировали его в туалете, в вентиляционной отдушине, а запитали параллельно лампочке — включаешь ее, включается ультразвук. Ну и потайной выключатель, чтоб самим это не слушать.
Три месяца вся квартира, кроме нас, по нескольку раз в день вырабатывала у себя условный рефлекс. Наконец мы решили, что хватит, достали генератор из отдушины и, сунув его внутрь ящика магнитофона "Днепр", притащили на кухню, там как раз народ праздновал седьмое ноября. Поначалу этот "Днепр" просто играл музыку, а потом мы врубили генератор… Получилось очень эффектно. Народ потом долго не мог понять, чем это все разом отравились. Решили, что несвежей водкой, потому как мы с Борей только ее и не пробовали, а остальные блюда ели вместе со всеми… Так что вот такую завывалку я теперь и Сергею Юльевичу сооружу.
— Только, может, совсем микроскопическую, в чемоданчике, чтобы он ее с собой носить мог? — предложил Гоша.
— Пожалуй, сразу не стоит, посмотрим на его поведение. Да и не так уж надо ее с собой таскать, объявим, что удалось получить эффект последействия, зарядился — и пару часов тебя зовут не Витте, а Мерлин. И настроек побольше, чтоб, значит, если плохо получилось — надо было тщательней ручки крутить! Ну и дистанционное отключение по радиоканалу, на всякий случай.
— Ох, вскроют твой прибор — столько шума будет… — поморщился Гоша.
— Сколько тротила в контур самоуничтожения сунем, столько и будет, — уточнил я, — не надо жадничать в принципиальных вопросах. В общем, так — сделаешь к вечеру дизайн-проект? На что оно похоже, что крутить, куда смотреть… А я начинку сочиню. И как бы это назвать, понаучнее? Синхрофазотрон, во!
— Лучше лохотрон, — серьезно предложил Гоша. — Звучит ничуть не хуже, но короче, а главное — правдивей. И делать, пожалуй, придется в твоем мире, причем обоим, чтоб самое позднее завтра к утру был. А то уедет Сергей Юльевич без прибора, и ну как его нетерпение обуяет, начнет просто так тренироваться, а зачем ему перетруждаться? Давай, прямо сейчас и пошли.
На следующий день я отвез высокого гостя на вокзал. У "Оки" были сняты задние сидения, только так в нее удалось запихнуть лохотрон. Витте вместе с шедевром приборостроения загрузились в свой вагон, а "Ока" осталась ждать отправки грузовым составом.
Лохотрон я ему подарил не просто так — между нами была заключена конвенция. В случае применения прибора для убеждения в чем-нибудь Николая или его окружения Витте обязался ставить в известность нас. Мы, в свою очередь, обещали сообщать ему обо всех своих попытках воздействия на тот же круг лиц, осуществленных мной, неважно, делал ли я это с усилителем или без (вот уж последний-то пункт на меня точно никаких ограничений не накладывал).
Вся эта потусторонняя деятельность, по причине своей непродолжительности, из графика меня не выбила, а по нему было посещение приборного завода.
Пожалуй, самым охраняемым секретом среди всех георгиевских новаций были радиолампы. Если на остальное мы брали патенты или хотя бы как-то знакомили с новинкой довольно широкий круг лиц, то деятельность радиоэлементного цеха была засекречена по полной. Все работники давали подписку и том, что они в курсе — разглашение любых деталей о работе чревато летальным исходом. Каждый находился под наблюдением шестого отдела и знал это. И было что прятать — через год упорной работы у нас начали появляться приемлемые триоды, а значит, в области радиосвязи отставание всего мира от нас становилось огромным. Наш приемник по схеме 2-V-2 с двухконтурным входом на два порядка и по чувствительности, и по избирательности превосходил лучшее изделие Маркони! По мощности передатчиков мы не лидировали, но наши имели узкую полосу, а остальные загаживали равномерно практически весь диапазон. В результате сейчас мы имели более или менее приемлемую связь на расстояние до полутора тысяч километров и безукоризненную до трехсот.
87 
