Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
95 
– Свет внизу горит? – спросил Тимур.
– Яркий, специально лампочку менять пришлось. Журналистка попросила, читать ей темно.
Тимур задернул плотную занавеску на единственном окне и только тогда разрешил чернорубашечнику поднять люк.
– Смотри, не выпускай ее сейчас наверх.
– Она ленивая, лежит, без надобности даже пальцем шевелить не станет.
– Не расслабляйся и не теряй бдительности. Она баба прыткая, как все журналюги. Чуть что, заговорит тебе зубы, и сам в подвале вместо нее окажешься.
Белкина, услышав наверху шаги и голоса, устроилась поудобнее на импровизированном ложе, поправила прическу. Она тщательно выдерживала выбранную линию поведения – делать вид, будто ей все нипочем, как Братец Кролик из любимой Варварой в детстве сказки, которому Терновый куст – дом родной.
Если тюремщики будут находиться на расслабоне, возможно, что-то и обломится. А если нет, то лучше поддерживать с ними почти приятельские отношения, чем непрестанно ругаться и скандалить. Яркая лампочка резала глаза, из-за сильного света провал люка казался абсолютно черным, словно был затянут черным бархатом.
– Я никого в гости не приглашала, – лениво бросила Белкина, на секунду отрываясь от газеты.
Тимур знаком показал своим людям, что выдавать его присутствие не стоит. Он присел на корточки, разглядывая Варвару.
– У вас, ребята, новый парнишка объявился? – небрежно сказала она, почувствовав присутствие чужого. – Или смена прибыла? Может, арестовывать вас пришли?
– И не надейся, – сказал чернорубашечник.
– Пользуйтесь случаем, пока я здесь. Могу помочь набросать пару политических манифестов и воззваний, у меня это хорошо получается, к тому же абсолютно бесплатно.
Тимур не мог понять, притворяется Белкина беззаботной или ее на самом деле тяжело чем-нибудь пронять. Ему не часто приходилось наблюдать журналистов вблизи, у этой профессии для Тимура существовал ореол таинственности и великолепия.
– Ого! – сказала Белкина, прикладывая ладонь ко лбу, будто что-то могла рассмотреть в темноте распахнутого люка. – К вам начальник приехал? Если приехали для того, чтобы поинтересоваться, есть ли у меня жалобы, то их у меня нет, кроме одной – поскорее бы на свободу. Привычка дурная, – принялась объяснять Белкина невидимому собеседнику, – не могу писать в стол, не могу писать, если никто меня не подгоняет. Никакой определенности! Журналист, не знающий, в какой номер газеты попадет его статья, не может писать просто так – в пространство. Вы в самом деле начальник, самый главный террорист? Никто еще не высказал желания поменяться со мной местами? Неужели в нашей стране не найдется мужественного человека, который способен стать заложником ради освобождения известной журналистки?
– Я же говорил, с ней все в порядке, – прошептал чернорубашечник. – Она из тех баб, которые даже погруженные в концентрированную серную кислоту чувствуют себя великолепно.
– Понятно, – тихо ответил Тимур. Его бы больше устроила Белкина с покрасневшими от непрерывного плача глазами.
«Зря Гаспаров собирается ее освободить, – подумал он, – по лицу видно, она никому не прощает и ничего не боится.»
– Меня будут выводить на прогулки? Я даже согласна, чтобы мне завязывали глаза, или делайте это ночью, когда я не смогу понять, где нахожусь.
Варвара достала сигарету и требовательно крикнула:
– Огонька!
Чернорубашечник бросил в провал люка зажигалку, Белкина ловко поймала ее на лету.
– Сигареты дорогие курит, – пожаловался чернорубашечник, – мы, кстати, их за свои деньги покупаем.
– Не больно-то вы разорились, террористы долбаные! – крикнула Белкина. – Я, кстати, к вам в компанию сама не набивалась, а курить всякую дрянь не приучена. Положение обязывает.
Тут Белкина лукавила. Случались на воле моменты, когда она курила и вонючие дешевые сигареты, если посреди ночи обнаруживалось, что пачка любимого сорта пуста.
Тимур закрыл рот, так и не сказав Белкиной ни слова.
– Глаз с нее не спускать, по чужим участкам не шастать! С местными бабами не знакомиться.
– Неужели вы считаете, что мы такие идиоты?
– Вы расслабились. Сегодня вы готовы болтать с ней за жизнь, завтра вы поленитесь бочку на люк закатить, а послезавтра она убежит от вас.
– Смена предвидится?
– Нет, вас и так двое.
– Об оплате поговорить надо, – сказал чернорубашечник.
95 
