Последние отзывы

  49  

Он перегнулся влево, и его снова вырвало. Стало немного легче. "Сотрясение мозга, – подумал Смык обреченно. – Вот сука!"

Надо было убираться отсюда к чертовой матери и попытаться добраться до больницы своим ходом. Ему вовсе не улыбалось быть погруженным в "скорую помощь" вместе с остальными участниками вооруженного нападения. "Каждый за себя, один Бог за всех, – подумал Смык, с трудом вставая на колени и тяжело опираясь здоровой рукой о скользкий край унитаза. – Добраться бы до машины, а там – ищи ветра в поле…"

Тут до него дошло, что вести машину одной рукой он не сможет, и Смык едва не расплакался от бессилия.

"Надо же, как он меня уделал, – подумал Смык. – Не завидую я Моряку."

Теперь Смык испугался по-настоящему. Он отлично понимал, что Погодин, если на него чуть-чуть надавить, расскажет все, о чем его спрашивали и о чем не спрашивали, лишь бы спасти свою шкуру от лишнего синяка. А когда он расскажет об "Олимпии" и творящихся там делах, судьба Смыка будет решена. Прежде чем сесть за проволоку, Стручок успеет убрать многих, кто мог бы своими показаниями увеличить его срок, и Смык не сомневался, что он будет одним из первых – сразу после Хряка и Кутузова, если их раньше не накроет легавка. Надо было срочно сообщить в "Олимпию" о том, что произошло. Кутузов, конечно, начнет орать, брызгая во все стороны слюной, так что телефонную трубку потом придется мыть с мылом. Честно говоря, на это Смыку было наплевать. Если кто-то и был виноват в том, что их – всех пятерых, черт побери! – размазали по асфальту, как дождевых червей, так это Моряк, который, во-первых, не сумел самостоятельно выпутаться из ситуации, а во-вторых, не предупредил Кутузова о том, с кем им тут придется иметь дело. Они-то ехали просто завалить лоха – маленькая неприятная операция, наподобие выдавливания вскочившего на заднице прыща, – а нарвались на какого-то, блин, зеленого берета, который в два счета уделал их голыми руками. "Если эта сука останется в живых после сегодняшнего вечера, – с внезапной злобой подумал Смык о Погодине, – я еще с ним поговорю. На эту тварь мне и одной руки хватит с избытком."

Он понял, что попросту тянет время, боясь пошевелиться, и заставил себя встать. Как ни странно, ему это удалось. Смык щелкнул задвижкой и, держась за стену, выбрался из туалета. Сломанная рука висела плетью, ее крутило и корежило так, что Смык непрерывно постанывал сквозь зубы, с трудом сдерживая крик, на который, как он чувствовал, наверняка уйдут его последние силы. Стоит дать себе волю, и он свалится прямо в этом засранном тамбуре и будет визжать как недорезанная свинья, пока не издохнет.

Наружная дверь была приоткрыта. Переступая порог, Смык зацепился за него высоким скошенным каблуком своего ковбойского сапога и растянулся во весь рост, коротко заорав от новой вспышки боли, похожей на термоядерный взрыв. Когда его голова с размаху соприкоснулась с пыльным асфальтом, ему почудилось, что он услышал, как хрустнул череп.

Минуту спустя он снова пришел в себя и некоторое время тупо смотрел на какую-то тонкую книжицу в кожаной обложке, лежавшую на земле прямо перед его носом. Он пытался сообразить, где он, что с ним и что это за книжка, но в голове все плыло, в глазах двоилось, и единственное, о чем он сейчас мечтал, было заснуть и больше не просыпаться.

Когда тошнота немного отступила, Смык все вспомнил и осторожно завозился, поднимая свое измученное болью тело для начала хотя бы на колени. Он оперся рукой о землю, и его пальцы коснулись гладкой поверхности кожаной обложки. "Это ж паспорт, – сообразил Смык. – Интересно, чей?" Разбираться в этом было некогда, и Смык, кривясь от боли, затолкал паспорт в задний карман джинсов, действуя скорее по привычке, чем в расчете на что-то конкретное. Он ничего сейчас не знал и ни на что не рассчитывал, даже на то, что доживет до утра, но бросить чей-то паспорт просто так валяться на дороге он не мог. Паспорт стоит хороших бабок, да и самому может пригодиться запасная ксива – вот хотя бы когда он заляжет на дно после этой истории. Все это пронеслось в его мозгу за сотые доли секунды, мелькнуло и исчезло, оставив его стоящим на коленях посреди переулка в окружении четырех неподвижных тел. "Неужели он их всех замочил? – с тоской подумал Смык. – Говно мое дело, вот что. Поймает – точно завалит."

Он оглянулся на окошко погодинского кабинета, едва не потеряв равновесие. У Моряка горел свет – похоже, была включена настольная лампа – и по стенам и потолку метались горбатые тени. Судя по тому, как часто и стремительно менялись их очертания, из Моряка активно выбивали дерьмо. Смык заторопился, зная, что долго Погодин не продержится.

  49