— Во бля, и псина, во Коляну не повезло. А он сегодня потрахаться собирался.
— Вот и потрахался. Этот кобель его и трахнул, — сказал бандит по кличке Стресс — Во, мужик жил-жил, а тут ему пес полморды отгрыз.
— Если бы полморды, можно было еще как-то заделать, а он же ему еще и горло разорвал.
На удивление Колян был еще жив.
— Слышь, Стресс, да он дышит. Жила бьется.
— Нет, он уже не жилец, смотри как разворотило.
Щека была сорвана полностью, нос перекушен.
Крепкие зубы нижней челюсти были обнажены вплоть до зуба мудрости.
— Ну и зверь! Ну и гад! Такого парня загубил.
— У нас на зоне, — вдруг сказал Стресс, — конвойники как-то спустили пса на одного зека, так тот зеку яйца вырвал вместе с ватником. И самое интересное, зек жив остался.
Еще минут пять-шесть возле машин царила возня, затем бандит в форме лейтенанта сказал, обращаясь к Стрессу:
— Колян уже не жилец, кончай его.
— Не могу — сказал Стресс.
— Так что, мне тебя прикончить?
— Он сам сдохнет, если себя в зеркало увидит.
— Зачем мучиться? — сказал Федор и, поднеся свой пистолет с глушителем к виску Коляна, отвернувшись, нажал на спусковой крючок.
Негромкий выстрел, тело Коляна судорожно дернулось, дернулся и мертвый пес, висевший у него на шее.
— О, бля, может и он еще жив?
На всякий случай Федор еще раз выстрелил в голову ротвейлеру.
Затем Сивакова затащили в салон микроавтобуса, связали, залепили рот пластырем и бросили рядом с мертвым Олегом Мальцевым. Софью, тоже связанную с залепленным ртом, посадили на заднее сиденье «вольво», и кортеж из двух автомобилей, резко сорвавшись с места, доехал до перекрестка, а затем двинулся по узкой асфальтированной дороге.
Стресс взял трубку телефона, набрал номер и сдавленным голосом быстро заговорил:
— Мы едем, все у нас в порядке. Расскажем на месте. Откройте ворота. Готовьтесь.
Глава 7
Через четверть часа, а может чуть-чуть больше, «вольво» и микроавтобус свернули еще раз и поехали по узкой в одну полосу бетонной дороге. Через пару минут они приблизились к железным воротам, за которыми располагалось что-то типа складов.
Створки ворот послушно разъехались в стороны перед самым носом машин так, что тем даже не пришлось притормаживать, и тут же закрылись, лишь только микроавтобус миновал их.
Во дворе стояло несколько мужчин, нервно покуривая. Вдоль забора тянулись низкие, бетонные склады с пологими рифлеными крышами. В открытых воротах одного из складов виднелись ящики с кока-колой, там горел свет. Микроавтобус подъехал к рампе и остановился.
Федор выпрыгнул на землю и грязно выругался.
— Понимаешь, Курт, мы хотели как лучше.
— Что стряслось?
— Не поверишь.
— Говори.
— Лучше сам посмотри.
Рывком Федор отодвинул дверцу микроавтобуса.
Тот, кого назвали Куртом, заглянул внутрь. Брезгливо поморщился и сплюнул на землю.
— Сиваков-то хоть жив?
— Этот жив, — сказал Стресс, — а вот Коляна кобель загрыз.
— Да уж вижу, и в висок ему выстрелил.
— Это мы прикончили, чтобы не мучился.
— Завезите его куда-нибудь, закопайте так, чтоб никакая собака не нашла. И этого тоже, — указал он на охранника, — хотя нет, погоди. Стресс. Я подумаю, может, мы все переиграем. Коляна закопайте.
— А может, родителям… У него маманя есть… — сказал Стресс.
— Какая маманя! Закопать его! А то маманя увидит, как ее сыночка пес погрыз, и сама концы отдаст.
Зачем брать грех на душу? Ты бы хотел, чтобы тебя такого мамане предъявили?
— Нет, нет, что ты, Курт.
— Вот и я думаю, лучше будет, если она ничего не узнает. В яму его, мы же не военкомат, чтобы цинковые гробы развозить.
— Послушай, Курт, копать — это долго и ненадежно, найти могут.
— Что ты предлагаешь?
— Может, пустить его на ветер? Сжечь в котельной, вместе с псом.
— В котельной говоришь? — Курт раздавил каблуком тяжелого башмака окурок, — а сколько до нее ехать?
— Совсем недалеко, километров двенадцать, и все полем, подъезды там чистые. Гаишников нету, никто ничего не узнает, а в котельне наш человек, кум мой работает. Напоим его, пару пузырей водки, он заснет, а мы дело сделаем.
— Чем топит?
— Каменным углем. Он сталь плавит, не то что кости.
Все эти разговоры Курт и его люди вели в присутствии Софьи, нисколько не стесняясь того, что она их слышит. Сиваков же еще не пришел в себя. До женщины постепенно доходило: если не берут украшения, которых на ней навешано с полкилограмма, то ее дела совсем плохи.