Последние отзывы

  36  

– И чего? – с жадным интересом, подавшись вперед, спросил один из будущих защитников Отечества.

– Чего-чего... Служить пошел, вот чего, – ворчливо ответил Шлык, который сам слышал эту байку от кого-то из знакомых и понятия не имел, насколько она правдива. – Упекли дурака, куда Макар телят не гонял. Грохнули его там, кажись.

– Чены?

– Да не, какие в Забайкалье чены, откуда? Свои грохнули, деды. Косяков каких-то он там напорол, они его воспитывать взялись, да, видать, переборщили...

В наступившей после этого сообщения тишине они допили третью бутылку портвейна. На этом выпивка кончилась, и Шлык начал подумывать о том, как поправить положение. Тащиться за тридевять земель в магазин самому было лень; можно было послать за вином одного из двух сопляков, которых Шлык держал при себе в качестве лакеев и бесплатных информаторов, но их уже развезло, и он не без оснований опасался, что гонец, отправленный в магазин в таком состоянии, может просто не вернуться. Сцепится с кем-нибудь – да хотя бы и с продавщицей, которая усомнится в том, что он уже совершеннолетний, – начнет демонстрировать, какой он крутой, и как раз угодит на нары. На сопляка, конечно, плевать, но деньги наверняка прикарманят менты, и Шлык, таким образом, останется и без денег, и без поддачи. Деньги – пыль, после недавнего дельца о них можно не думать месяца два, но зачем, спрашивается, спонсировать мусоров?

Шлык огляделся. Берег уже совсем опустел. Мамаши с крикливыми спиногрызами, жирные старухи с отвисающими чуть не до колен грудями, лысые пузаны, что приезжали сюда на скрипучих велосипедах и часами лежали на спине, раскинув руки крестом и выставив на всеобщее обозрение круглое волосатое брюхо, – все с заходом солнца разбрелись по домам. Разошлись даже немногочисленные любители вечерних купаний, напуганные соседством шумной, нетрезвой компании Шлыка и его ординарцев. Среди мусора, оставленного на берегу этим стадом лохов, поблескивали стеклянными боками бутылки самых разнообразных цветов, форм и размеров – разумеется, пустые, поскольку русский человек, будь он хоть трижды лох, ни за что не бросит на землю бутылку, в которой остается хотя бы глоток спиртного. И потом, Шлык не чмо какое-нибудь, чтоб за кем-то допивать. Тем более при свидетелях...

Шлык вовсе не был таким приверженцем отдыха на природе, чтобы сидеть тут, на сырой земле, не имея ни выпивки, ни приличной закуски, и кормить комаров. Прямо у него за спиной – рукой подать – шумел, зажигая ночные огни, родной город. Там было полным-полно баров, закусочных и иных местечек, куда более уютных, чем этот травянистый замусоренный бережок, и компаний, более подходящих для Шлыка, чем вот эта пара насосавшихся портвейна сопляков. На худой конец, выпить можно было и дома, но где-то там, в городе, одно за другим обходя любимые заведения Шлыка, периодически заглядывая к нему домой и расспрашивая старух у подъезда, не видали ль они своего соседа, почти наверняка бродил оперуполномоченный уголовного розыска старший лейтенант Гнилов Валерий Матвеевич, по прозвищу Гнилой, и была у него к Шлыку целая куча вопросов, отвечать на которые очень не хотелось. Характерец у старшего лейтенанта Гнилова был типично ментовский – вот именно, гнилой, и хитростью этот хрен в погонах обладал прямо-таки нечеловеческой. В последнее время Шлык при каждой встрече с Гнилым чувствовал, что тот начинает его в чем-то подозревать и не верит, мусорюга, ни одному его слову. Нет, разговаривал он со Шлыком по-прежнему не как с подозреваемым в организации дерзкого преступления, а так, как менты разговаривают со своими платными стукачами: сверху вниз, пренебрежительно, но вместе с тем дружески, почти запанибрата. Но при этом вопросы задавал довольно странные, и в его голосе появились опасные вкрадчивые нотки, а в глазах – нехорошая цепкость охотника, выслеживающего дичь. Поэтому Шлык не то чтобы прятался от опера Гнилова, но старался по мере сил и возможностей как можно реже попадаться ему на глаза. Еще немного, и пыль уляжется, шум вокруг этого дела утихнет, и оперсосы, а вместе с ними и Гнилов, займутся чем-нибудь другим. Уж что-что, а без работы эти уроды не останутся, народ не позволит...

Словом, возвращаться в город и тем более к себе домой Шлыку было, что называется, стремно, а совсем уехать из родных краев, чтобы отсидеться где-нибудь в укромном местечке, он тоже не мог. Гнилой мигом смекнет, что Шлык не просто так уехал, а рванул когти. И почему, по какой такой причине он это сделал, Гнилой, конечно же, тоже сообразит. Подаст во всероссийский розыск, и что в этом хорошего? Нет, тут надо было действовать тонко, с умом, а Шлык всю свою сознательную жизнь только тем и занимался, что старался в одиночку объегорить весь белый свет.

  36