Особенно,... 
77 
Он не все понял насчет эквивалента, но решил не уточнять. Пока, для разнообразия и чтобы увести разговор подальше от своего просчета, который действительно имел место, он решил уточнить кое-что другое.
– На эспадронах? – переспросил он.
– На саблях. Это единственный из трех видов фехтовального оружия, которым не только колют, но и рубят. Из-за этого его трудно электрифицировать.
– А зачем его электрифицировать? Это ж не электрошокер...
– Ты никогда не видел спортивной шпаги или рапиры вблизи? Нет? В наконечнике кнопка. Два тоненьких проводка тянутся вдоль лезвия по специальному желобку. Под гардой – это чашка, которая защищает руку, – находится разъем. Туда вставляется вилка электрического провода, который пропущен через рукав фехтовальщика, под курткой, и сзади присоединен к другому разъему, который пристегнут к куртке с помощью обычного карабина. От этого разъема тянется дли-и-инный провод, намотанный на установленную в конце фехтовальной дорожки катушку. А еще один провод протянут от этой катушки к прибору, который называется электрофиксатор, потому что фиксирует уколы. Уколол ты – загорелась зеленая лампочка, укололи тебя – красная. Ну, или наоборот. Это если говорить о шпаге. В рапире еще сложнее, там засчитываются только уколы в корпус, а когда колешь в руку, ногу или голову, загорается белая лампа – укол недействителен...
– Это как? – не понял он.
– Рапиристы перед боем надевают специальный жилет, простеганный тонкой проволокой. В мелкую такую клеточку, мельче намного, чем в школьной тетради... Он тоже подключается к электрической сети, понимаешь? Уколол в него – загорелась цветная лампа. Уколол мимо – белая.
– А если в пол?
– А ты видел фехтовальную дорожку? Она металлическая. Соткана из тонкой проволоки и блестит, как золото. Красиво! Она тоже находится под небольшим напряжением, и, когда укол приходится в нее, просто ничего не происходит – фиксатор на такой укол не реагирует... Как, кстати, и на укол в гарду.
– Идиотские правила, – заявил блондин, опять выворачивая на Кутузовский и уверенно беря курс на родной порт. – Кнопки, лампы, провода... Выкинули бы к чертовой матери эти свои наконечники, заточили клинки, и было бы сразу видно, кто кого уколол!
– Да, гладиаторские бои официально отменили уже давненько, – согласилась она, пряча понимающую, презрительную улыбку. – Однако все это не так сложно, как кажется, когда об этом рассказываешь. Один раз разберешься, и сразу перестанешь замечать все эти провода и карабины.
– А сабля?
– А саблей рубят. Невозможно превратить в кнопку, в контакт, всю поверхность клинка. Правда, говорят, сейчас это уже как-то ухитрились сделать. Как – понятия не имею. Я сильно отстала от жизни. Годы, знаешь ли! Я ведь старая, старше тебя. Так вот, когда я была молода, саблисты, получив удар, были обязаны крикнуть: "Туше!" Тогда судья останавливал бой и объявлял счет.
– А если не крикнешь?
– Будешь жуликом. Будет стыдно. Жуликов хватает везде, и в фехтовании тоже. Некоторые ухитрялись переоборудовать свои клинки так, что ими и колоть не надо было: делаешь выпад, прижимаешь большим пальцем к гарде оголенные провода, и на фиксаторе загорается лампа: есть укол! А что противник возмущается, так это его личное дело. Спорт – это всегда агрессия, и проигравший всегда чем-нибудь недоволен...
– Лихо!
– Грязно. И неумно. Такое дерьмо всегда всплывает, и получается очень, очень некрасиво. Поэтому лучше тренироваться и, получив удар, всегда кричать "туше". А не "шлюха". Правда, в залах, где проходят женские соревнования, наслушаешься и не такого. Бои идут одновременно на нескольких дорожках, и крик стоит хуже, чем в роддоме...
– Так ты у нас, значит, фехтовальщица?
– Была. Именно поэтому тебе так нравятся мои ноги.
– Да, ноги у тебя и в самом деле...
– И потрудись впредь, получив удар, говорить "туше", а не "шлюха".
– Это еще почему? Я привык называть вещи своими именами.
– Я не вещь, и это не мое имя. Скорее уж твое. Если я, по-твоему, шлюха, попробуй меня купить. Ну, давай, предложи цену, которая меня устроит!
– Шлюх иногда просто насилуют, не спрашивая их согласия и ничего не предлагая взамен.
– Да. Но я не шлюха. Ты знаешь, кто я. Помнишь, как мы встретились первый раз?
Он, конечно, помнил. Перед его мысленным взором немедленно встала постепенно уходящая в землю готическая громада Ригас Домас, отполированная подошвами брусчатка площади и женская фигурка в белом, метущем подолом эту брусчатку платье, с венком из полевых цветов, надетым поверх темной, вороненого железа, короны с редкими, причудливой формы зубцами. Она тогда была лет на пять моложе, чем теперь, но, вешая лапшу на уши покойному Дубову, не солгала в одном: она была из тех женщин, кого годы до поры до времени только красят.
77 
