Лучшим способом бегства было метро, это Абеба уже не раз испытал. Народу много, переходы, станции, эскалаторы… Однажды братья его чуть не поймали, но спас заветный жетон, которого у галичан, разъезжавших на машине, в кармане не оказалось. Юркнул эфиоп сквозь турникет и затерялся в толпе.
На встречу с Дорогиным Абеба отправился на электричке подземки. Он ехал в странном одеянии, нечто вроде плаща без рукавов. Отыскал его Абеба полгода тому назад возле мусорного контейнера – кто-то из сердобольных жильцов выставил ненужные шмотки в черном полиэтиленовом мешке. Надевал Абеба плащ лишь по торжественным случаям, когда появлялся в пушкинских местах просить милостыню. Тогда его наряд дополняли черный высокий цилиндр, который он собственноручно склеил из картона и глянцевой бумаги, и пара белых дамских перчаток. Белизну постоянно приходилось подновлять, вытирая побелку со стен подъездов. Цилиндр, тулья которого складывалась благодаря пружине из вязальной проволоки, Абеба держал в руке под плащом. Перчатки решил сегодня не надевать, хотя ему и хотелось предстать перед Дорогиным во всем своем великолепии.
На станции “Киевская” он покинул вагон, распрямил плечи и посмотрелся в большое зеркало, укрепленное перед въездом в тоннель.
– Ай да Пушкин, ай да сукин сын! – проговорил эфиоп и распушил кончиками пальцев бакенбарды. Публика косилась на него, слышался шепот:
– Пушкин!
– Сумасшедший…
– Конечно, тут свихнешься, столько раз за день по телевизору долдонить, что да юбилея осталось…
– Интересно, он морду ваксой намазал или в самом деле черный?
К таким разговорам Абеба привык, и они его не смущали.
Он дождался, когда эскалатор заберет толпу, приехавшую на поезде, и в гордом одиночестве вознесся к выходу из метро. Абеба встал возле стеклянной двери и принялся жестами привлекать внимание “афганца”. Тот заметил эфиопа не сразу: охмурял очередную жертву. Абеба рискнул высунуть голову наружу, на всякий случай в кулаке сжимал жетон для турникета.
– Абеба! – радостно воскликнул “афганец”, хватаясь за ободья колес.
– Тут тихо, спокойно? – Абеба испуганно оглядывался. Дорогина он пока не видел.
– Я тебе деньжат припас, – “афганец” полез за сигаретной пачкой.
Наконец Абеба убедился, что ему пока ничего не угрожает. Омоновцы маячили в другом конце перехода, хорошо различимые благодаря униформе. Из нововведений в переходе имелась лишь занавеска с надписью “Строительные работы”.
Оператор припал к окуляру. Белкина придерживала край занавески, чтобы тот не закрывал обзор. Сама она наблюдала за встречей “афганца” и эфиопа сквозь щель.
– Николай, если ты мне испортишь эти кадры, то я тебя убью! Снимай, снимай, нам нельзя пропустить момент, когда появится Муму.
– Какой еще Муму? – переспросил оператор, не отрываясь от окуляра.
– Мужик, с которым они встретиться должны.., кличка у него такая. Бородач.
– Ни фига себе, зверинец ты тут развела! Эфиоп под Пушкина косит, инвалид провинциалок охмуряет, а тут еще тургеневский Муму появится, хотя, по-моему, его звали Герасимом.
– Твое дело снимать, за все остальное я отвечаю. Дорогин возник неожиданно, даже Белкина не успела заметить, откуда он пришел. Сперва увидела Тамару, та стояла к ней спиной, закрывая оператору сектор обзора, и потом уж Сергея. Николай не растерялся, выпрямился, поставил камеру на плечо и продолжал съемки.
– Муму – который с бородой? – коротко спрашивал Николай.
– Он самый. Ты его и эфиопа снимай.
Абеба, уже получивший от Морозова деньги, сделался сентиментальным. Он бросился навстречу Дорогину и принялся трясти руку, не рискуя обнять. Абеба никогда не забывал, что он бомж, а значит, его объятия приятны далеко не каждому.
Абеба выхватил из-под плаща цилиндр, расправил и стал в картинную позу. Любопытного народу прибывало. Тут, у входа в метро, достаточно было остановиться десятку человек, чтобы перекрыть движение.
Инвалид Морозов мгновенно из главного действующего персонажа превратился во второстепенного.
– Кто хочет сфотографироваться на память с Александром Сергеевичем? – басил “афганец”, подкатывая к Абебе. – Мужик, у тебя фотоаппарат, сними нас!
Вспыхнул блиц.
– Фотку не забудь принести, – крикнул “афганец”, – в двух экземплярах.
Омоновцы, заметив, что возле входа происходит странное движение, направились туда.