Особенно,... 
6 
– Вы хотите меня убить?
– Это уж как получится.
– Как у тебя получится, – уточнил Григорий и хлопнул брата по плечу.
Илья расхохотался.
Перепуганный пленник засучил ногами, отодвигаясь к стене.
– Ноги-то у него уже отошли, – рассмеялся Илья, глядя в обезумевшие глаза мужчины. – И вдруг рявкнул:
– Встать, козел!
Мужчина вскочил, как вскакивает новобранец, которого вырвал из сна властным окриком дембель. Мужчина растерянно тряс головой.
– Имя, фамилия! – рявкнул Григорий, поигрывая лезвием широкого ножа. Пленник как завороженный смотрел на сверкающий металл. Острие проносилось так близко у глаз, что еще бы сантиметр, и жало коснулось бы расширенных зрачков.
Мужчина зажмурился.
– Имя! – вновь долетел до него зверский окрик. И в это время Илья ногой ударил пленника в живот, переломив мужчину надвое.
– Если будешь молчать, в следующий раз ударю, а нож убирать не стану, ты сам на него глазом напорешься, понял?
– Да! – зашипел мужчина. – Валентин Горелов меня зовут.
– Год рождения?
– Шестьдесят второй, пятнадцатого ноября.
– А выглядишь моложе. Хорошо сохранился. Тебя мама, наверное, до совершеннолетия в холодильнике держала. Ничего, тут стареют за пару часов. Бегаешь хорошо?
– Да, хорошо!
– Надеюсь, не лучше нас, а, Илья?
– Посмотрим, как он бегает, – в руках Ильи оказался метровый стальной прут, черный, совсем не тронутый ржавчиной. Один конец прута был загнут, как ручка каминной кочерги, второй остро отточен. Еще один такой же прут стоял у стены острием вверх.
– Ты сейчас, Валентин Горелов, пойдешь туда, – Илья острием железного прута указал в глубь бесконечного тоннеля. – Там хватает и поворотов, и коридорчиков, и тупиков. Походи минут пять, сориентируйся, а потом мы тебе объясним, что делать.
Мужчина стоял не шевелясь, испуганно моргая.
– Ребята, мужики, простите меня!
– За что тебя прощать? Ты еще ничего плохого сделать не успел. А вот когда сделаешь, мы тебя простим, правда, Гриша?
– Точно.
– Отпустите! – уже не помышляя о сопротивлении, упал на колени Валентин Горелов.
– Встать, сволочь! – рявкнул Григорий, и конец прута уперся Валентину в щеку.
Мужчина, боясь наткнуться на острый, как жало, прут, неуверенно выпрямил колени.
– Туда, – ласковым голосом проворковал Илья. – Иди, милый человек, иди от греха подальше, – и он приветливо улыбнулся.
Пошатываясь, Валентин Горелов двинулся по тоннелю.
– Что ж ты не попросил, чтобы мы тебе руки развязали? Или тебе со связанными руками удобней убегать от смерти?
– Развяжите руки, – именно попросил Валентин. Он говорил так, как больной обращается к врачу, прося снять повязку.
– Вот это другое дело, наконец-то ты по-человечески заговорил.
Нож, сверкнув лезвием, выпорхнул из пластикового чехла. Пленник испуганно отшатнулся.
– Подойди, – тихо сказал Вырезубов, – и повернись задом.
Валентин выполнил приказ уже чисто автоматически, не думая. Вырезубов ударил ножом, рассекая тугой узел. Обрезки капронового шнура упали на бетон. Валентин почувствовал, как кровь хлынула к затекшим, пережатым пальцам, запульсировала в подушечках. Он поднял руки над головой, тряхнул кистями. Ему почудилось, что мясо отделилось от костей. Он попытался сжать пальцы, но кулаки до конца не сжимались.
– Иди, иди, родной.
– Мужики…
– Пошел, сука! – топнув ногой, крикнул Григорий.
И Валентин побежал. Он смотрел на лампы, расположенные метрах в пяти друг от друга. Те мелькали над ним, как над поездом, несущимся в тоннеле. Шаги, гулким эхом дробясь о стены, разносились по бетонному коридору. Валентину казалось, что за ним бежит взвод солдат, обутых в тяжелые, подкованные сапоги. У него перехватило дыхание, закололо в селезенке, но тоннель все не кончался. А хохот сзади становился громче, настырнее, он настигал, толкал вперед – он гнал, как удары кнута.
Горелов обернулся, увидел две маленькие фигурки в темном проеме. И в этот момент ударился о шершавую бетонную стену, над которой горела не забранная в абажур последняя лампа. Прямо над головой он заметил две металлические ржавые скобы. Ухватился за нижнюю и, скользя подошвами по шершавой мокрой стене, попытался подтянуться, чтобы ухватиться за вторую скобу. Пальцы разжались. Горелов упал, но тут же вскочил и с разбегу бросился на стену.
На этот раз он коснулся второй скобы, мокрой, грязной. На пальцах осталась слизь и ржавчина. Он сходил с ума, понимая, что стоит подняться, вскарабкаться повыше, и на какое-то время окажешься в безопасности. Черный провал колодца над головой манил его, казался более желанным, чем свет, потому что вместе со светом к нему несся хохот братьев, умноженный, усиленный подземными лабиринтами.
6 
