32 
— Не буду я молиться, что за глупости такие!
— Будешь, ох и еще как будешь-то! Придет время, ты вспомнишь мои молитовки, и они тебе помогут. Не забывай, ведь ты крещеная, детонька моя бедная!
— Нет! Я не бедная и не крещеная! У меня отец был красный комиссар…
— А была у тебя бабушка Матрена?
— Ну, была. Только она давно умерла.
— Вот она тебя и крестила тайно от отца-матери. Поэтому ты к Богу придешь и молиться начнешь — всему свое время. А когда будет совсем плохо, можешь меня на помощь позвать. Кликни мысленно: «Отче Нектарий, помоги!» — я тебя услышу и помогу. — Он повернулся к Сыну Вождя. — А теперь слово для тебя, Георгий. Отец твой — грешник великий и нераскаянный. Он был избран сатаной в антихристы, но сил у него не хватило, страх ему мешал, и отступился от него сатана. Грешил твой отец страшно и умер страшной смертью. Перед концом отнят был от него великий божий дар слова, и не мог он уже ни писать, ни говорить, ни думать, а потому не мог уже и покаяться в грехах. Но чувствовал он все, и душа его томилась смертельно, а избавления от муки не было. Так он и погиб, и душа его попала в ад, а земля не принимает его тела и не примет до тех пор, пока не отмолит его кто-нибудь из живых. Только вот молиться-то за него и некому. Глупые люди сами ему поклоняются, а ему это не надо, ох как не надо! Коли ты, Георгий, хочешь вымолить у Бога для твоего отца снисхождение, пойдем, сынок, со мной в наш тайный скит. Надену я на тебя ряску, и станешь ты отшельником Георгием, за отца своего искупителем и молитвенником. Будешь за его грехи у Бога просить прощения до конца своих дней. Жизнь тебе уготована долгая-предолгая, может, и сумеешь ты вымолить отца, и тогда погребут его окаянные мощи в освященной земле и выйдет душе его послабление. Пойдешь со мной, Георгий?
— Как это — с вами? Монахом стать?
— Монахом.
— Но ведь я… я тоже в Бога не верю.
— А ты поверь, детонька, поверь. Не пойдешь со мной — будешь страдать долго и безвинно, и без всякой пользы для себя и для отца. Подумай. Я торопить тебя не стану.
Сын Вождя задумался. Но мысли разбегались, голова была тяжелой. Он покосился на Марину. Вот она сидит на камне, нахмурив узкие брови, вздернув крутой подбородок, — явно сердится на странного старика… Но, Боже мой, как же она прекрасна!
— Нет! — решительно сказал он старцу. — Я не пойду с вами, отец Нектарий. Мне говорили и обещали совсем другое.
— Да ведь обманут они тебя, детонька!
— А если не обманут? Мне обещали разыскать мою мать, обещали мне нормальную жизнь, хорошую и правильную. И ведь она уже началась! Меня привезли отдыхать на море, я познакомился с Мариной. Я не хочу с ней расставаться! Я хочу жить как все!
— Не будет ничего этого, сынок, не будет. И матушка твоя, искупив свои грехи страданиями, давно упокоилась.
— Я не верю вам, я верю словам Нового Вождя! Он говорил со мной почти как отец…
— Не почти, а точно как твой отец, потому как и он того же духа.
— Но я хочу ему верить, так хочу! И потом, разве я не могу поступать так, как мне представляется правильным?
— Можешь, можешь, болезный ты мой. Воли твоей Господь от тебя не отнимает, и я не отниму.
— В таком случае пусть все идет как идет! — решительно сказал Сын Вождя.
— Что ж, воля твоя, будь по-твоему.
Старец умолк и стал молиться, снова перебирая свои четки, и Сыну Вождя показалось, что он едва не плачет. Потом отец Нектарий перекрестился, глубоко, со стоном вздохнул и сказал:
— Вставайте, детушки, пора вам в обратную дорогу. Отсюда пойдете вниз по краю ущелья. Дорога выведет вас к селению. Вы в нем не задерживайтесь, обойдите краем, а там окажетесь на берегу знакомой реки, только на другом, не на том, по которому пришли сюда. Оттуда уже море будет видно между гор — вот на него и держите путь. В вашем санатории, Мариночка, в одном месте стена обвалилась, за банькой, над обрывом. Знаешь это место?
— Ну, знаю…
— Вот там вы и пройдете, через пролом в стене. Рабочих возле стены не будет, никто вас не заметит. Может, на этот раз все и обойдется… Запомнила, умница?
— Запомнила.
— Вот и хорошо. А теперь подошло время прощаться.
Старец вдруг упал на колени и ткнулся головой в землю.
— Дедушка, что с вами? — испуганно воскликнула Марина. — Вам плохо?
— Это я, детушки, поклонился вашим безвинным страданиям. Теперь идите и не оглядывайтесь. Господь с вами, бедные вы мои мученики!
32 
