Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
141 
На лице девочки тут же появилось беспокойство.
– Мама, дяде Федору неудобно так вести машину.
– Мне так очень хорошо, – сказал Глеб, не оборачиваясь.
Ирина уткнулась носом в его коротко стриженные волосы и прикрыла глаза.
Ей тоже было хорошо, так, как не было уже долгое время. И хоть она понимала, что, скорее всего, за ними снаряжена погоня, что возможно в воздух даже поднимут вертолеты, все равно сейчас она чувствовала себя в безопасности, ведь рядом был ее любимый, готовый отдать за нее свою жизнь.
– А что за странное название? – вывела Ирину из оцепенения Аня.
– Какое? – женщина посмотрела в окно, где мелькнул белый столбик с табличкой.
– Там написано «Ям», это что, яма?
– Нет, наверное, так называется деревня, – ответила женщина.
– Ям – это маленькая яма, – не унималась девочка.
– Да нет, раньше, в старину, почту возили ямщики, извозчики по-теперешнему. И вот, наверное, в этой деревне они и жили. Поэтому ее назвали «Ям».
Девочка посмотрела вперед на изгибающуюся широкую реку, на странный мост, словно кому-то пришла в голову фантазия отпилить верх зубчатых стен Кремля и поставить вместо парапета. Среди уже поредевшей листвы парка виднелись белые стены имения в Горках.
– Мы едем туда? – спросила девочка.
– Нет, но там, куда мы едем, тоже неплохо.
«Победа» свернула.
Вскоре они миновали темный гулкий скотопрогон, в котором, наверное, никогда не переводилась грязь, и еще через минуту оказались у ворот дачи генерала Лоркипанидзе.
Глеб открыл широкие деревянные ворота и въехал во двор. Амвросий Отарович сидел у крыльца на раскладном стуле. Пластиковый столик жался к стене, на нем высилась стопка столичных газет.
Генерал, стесняясь своего плохого зрения, снял очки и поднялся навстречу Глебу.
Ирина не спешила выходить из машины.
– Ну, здорово, вредитель, – рассмеялся генерал, обнимая Глеба, – а я, честно говоря, начал беспокоиться.
– Вот мы и приехали, – Глеб кивнул на машину. – Выходи, Ирина.
Быстрицкая не торопясь, держа за руку девочку, подошла к генералу. Она испытующе посмотрела ему в глаза.
«С виду добрый, – подумала женщина, – но кто знает, что у него внутри».
– Так вот вы какая, – улыбнулся Амвросий Отарович и представился.
– Эту маленькую зовут Аня, а ту, что побольше – Ирина, – Глеб тоже улыбнулся.
Он говорил с таким видом, словно просто приехал из города и привез женщину и ребенка на дачу отдохнуть. Будто и не было поджога дачи ФСБ, словно не было смертельной опасности.
– Можно, они поживут у вас немного?
– По-моему, я разрешил тебе делать все, что угодно! К тому же, такая красавица…
– Не знаю, удобно ли? – засомневалась Ирина в добавила:
– Федор мне говорил…
Брови генерала чуть-чуть приподнялись. Это не ускользнуло от взгляда Ирины.
– Я сказала что-то не так?
Амвросий Отарович посмотрел на Глеба и покачал головой.
– Видишь, уже и про Федора какого-то разговор зашел.
Глеб развел руками.
– Ну вот, только окажешься среди своих людей, как сразу попадешь впросак.
– Да, потерял ты осторожность, – усмехнулся генерал Лоркипанидзе.
– Так что, тебя не Федором зовут? – застыла в растерянности Ирина.
– Конечно же, Федор, – кивнул генерал, – а как же еще его звать. Просто он просил меня…
– Все ясно, – Ирина прикрыла глаза.
Генерал подмигнул Сиверову – мог бы и предупредить, всякое случается.
* * *
Глеб обнял Ирину и повел ее по дорожке, пролегавшей среди поздних осенних цветов. – Извини, Ирина, но я сказал генералу, что меня зовут по-другому, вернее, я сказал ему, чтобы он называл меня…
– Не нужно врать, – женщина смотрела на холодное осеннее солнце.
– Да, я совсем запутался, Ирина. Но поверь, я не хотел тебя обманывать, так в самом деле лучше.
– Лучше кому? – усмехнулась женщина, – Тебе, мне, Ане или полковнику, который приезжал и мучил меня расспросами?
– Вот ему-то и хуже, чем нам всем вместе взятым.
– Не думаю, сволочам всегда хорошо живется.
– Ну значит, и мы с тобой когда-нибудь станем сволочами, – рассмеялся Сиверов, – потому что жить будем очень хорошо.
– Знаешь, Федор, – после короткого молчания произнесла Ирина, – мне кажется, что… я даже не хочу знать о тебе правды. И пусть выяснится, что ты никакой не Федор, никакой не Молчанов, все равно я буду называть тебя по-прежнему. Ты не против?
141 
