78 
Граф Остерман и в самом деле принял нас в опочивальне. И хоть поговаривали, что болезни его мнимые и старик-дипломат не более чем искусный притворщик, знающий, когда надо быть немощным, а когда здоровым, я видел, что чувствует себя Андрей Иванович и впрямь неважно. Каждое движение причиняло ему боль. У Остермана были поражены суставы. Периодические приступы этого заболевания приносят неимоверные страдания. Надо обладать недюжинной силой воли, чтобы противостоять недугу с высоко поднятой головой. Остерману пока это удавалось. Он крепко держал в руках бразды управления внешней политикой России. В чем-то ошибался, в чем-то нет, однако в гениальности ему было не отказать.
Его крупная седая голова покоилась на кипе высоких атласных подушек, худое тело было укрыто толстым одеялом. Перед больным на кровати стояла прямоугольная подставка на четырех причудливо изогнутых ножках, служившая одновременно и обеденным, и письменным столом.
– Здравствуйте, Густав, – приветливо кивнул граф. – Очень рад. Проведать пришли?
– Добрый день, Андрей Иванович. И проведать, и обсудить кое-что, – подмигнул Бирон.
Остерман вздохнул, откинулся на подушки. Из-под одеяла выползла тощая старческая рука, вся в морщинах и пигментных пятнах, которые резко выделялись на белоснежном постельном белье.
От натопленного камина исходил нестерпимый жар, мундир на мне прилип к моментально вспотевшей спине. Воздух был спертый и горячий. Пахло опрелостями, мазями и лекарствами. С непривычки мы с Бироном чувствовали себя дискомфортно.
– Кто это с вами? – взглянув на меня, спросил вице-канцлер.
На русском он говорил великолепно, без намека на акцент.
– Я привел к вам барона Дитриха фон Гофена, моего адъютанта. Могу рекомендовать его как молодого человека, подающего большие надежды.
– Приятно быть в обществе талантливой молодежи, – как мне показалось, искренне сказал Остерман. – Как будто скидываешь с плеч три десятка лет и возвращаешься в те времена, когда был юным, полным сил и надежд. И прошу прощения, господа, что нахожусь перед вами в столь расхристанном виде. Не хотите ли чаю или кофе?
– С удовольствием, но как-нибудь в другой раз, – вежливо ответил Бирон. – Дела не терпят промедления. Я хочу обсудить с вами это. – Подполковник подал графу мои записи.
К чести вице-канцлера, он не стал ничего спрашивать, развернул бумагу и принялся читать. На изучение ему хватило двух минут.
– Толково изложено, – похвалил граф, откладывая документ в сторону. – Конечно, не все факторы и резоны учтены, но, боюсь, мне и самому бы столь подробно не расписать.
– Не наговаривайте на себя, Андрей Иванович, – попросил Бирон.
– Мне по возрасту положено говорить правду, – грустно произнес Остерман. – Я уже не тот, что был раньше. Болезнь и годы лишили мое тело сил, а мозг – прежнего разума, иначе я бы сумел настоять на своем, когда было принято решение начать войну с Турцией. К стыду своему признаюсь, Миних оказался куда красноречивей. Он обещал ее величеству так много, что она, бедняжка, поверила его сладким речам. Говорил, что бросит к ее ногам Азов, Крым, Кубань, Кабарду, покорит Белгородскую и Буджакскую орду, Молдавию и Валахию и совсем скоро водрузит знамена и штандарты в Константинополе, возродив тем самым новую Византию. Теперь же пишет просьбы об отставке, – усмехнулся Остерман.
– Значит, вы поддержите мой план? – спросил Бирон.
Будь я более честолюбивым, слово «мой» наверняка бы резануло слух, но сейчас мне было все равно, кто в итоге припишет себе авторство. Лишь бы выгорело. Я незаметно для окружающих сжал кулаки. Остерман – влиятельная фигура. От него и впрямь зависит многое.
– Безусловно. Отныне этот план будет считаться нашим, – расставил точки над «е» вице-канцлер.
Что ж, пускай количество имен на титульном листе растет в какой угодно прогрессии. Я готов уступить все права.
Остерман сразу понял, кто на самом деле готовил этот документ. Вице-канцлер начал осторожно прощупывать мои способности, завел долгий обстоятельный разговор, большинство вопросов в котором адресовались мне. Трудно судить, насколько блестяще я отвечал, но, хочется верить, если и упал в грязь лицом, то не очень глубоко. Остерман остался доволен.
– Я бы хотел выслушать мнение молодого человека еще по одному поводу, – вдруг сказал вице-канцлер уже после того, как мы стали откланиваться.
78 
