Когда отец Михаил подъезжал к густому ельнику, в лицо ударил запах грибов.
Отец Михаил подумал: “Вот вернется супруга, надо будет отправиться вдвоем в лес. Насобирать полную корзину осенних грибов, а затем дома нажарить в сметане”.
Отец Михаил, сглотнул слюну, налег на педали, крепче сжимая руль. “Скрип, скрип”, – отвечали на движения ног педали велосипеда. Прохладный осенний воздух бил в лицо, сумерки опускались быстро. На горизонте золотыми цепочками вспыхивали огоньки, на далекой ферме слышалось мычание коров.
– Надо торопиться, – сам себе сказал отец Михаил, аккуратно съезжая под горку и въезжая в темный густой ельник. – Назад поеду по шоссе. Хоть и дальше, но зато на дороге все видно. Здесь надо быть внимательным.
Отцу Михаилу довольно часто приходилось покидать свой дом. Большинство его прихожан были людьми немолодыми, часто болели и умирали. А священник, как и врач, отказать просящему в помощи не вправе.
Тропинка делала поворот, еловые лапки ударили по правому плечу, прошуршали по одежде, шлепнули по портфелю, укрепленному на багажнике. В ельнике было совсем темно, тропинка едва различимо виляла между деревьями. Отец Михаил подумал, что надо бы остановиться и пойти пешком, катя велосипед в руках. Но какое-то прямо-таки детское упрямство не позволило остановиться, спрыгнуть с велосипеда.
– Отец Михаил втянул голову в плечи, пригнулся к рулю и посильнее налег на педали. Тропинка делала поворот, выскакивая к полянке. Вот и поворот. Отец Михаил вздохнул с облегчением. Велосипед продолжал катиться по инерции.
Темная фигура возникла на тропинке неожиданно. Человек в телогрейке и кепке стоял, опустив руки, глядя на священника. “Грибник, что ли? – подумал отец Михаил. – Как в таких потемках грибы собирать, если я тропинку едва вижу? А он грибы собирает…” Но священник ошибался. Перед ним стоял не грибник, а убийца. Грибник с тропинки не сходил, упрямо глядя на священника. Его лицо в осенних сумерках было едва различимо, кепка была надвинута на глаза.
Отец Михаил притормозил, велосипед дернулся, заднее колесо прошуршало по траве. Велосипедист остановился в шаге от мужчины в телогрейке.
– Добрый вечер, – произнес священник, пытаясь рассмотреть лицо мужчины, стоявшего на широко расставленных ногах.
– Может, и добрый, – услышал отец Михаил в ответ и тут же узнал голос. Именно этот голос он слышал в телефонной трубке.
– Это вы меня звали?
– Я, – сказал Кузьма Пацук.
– А чего вы здесь.., не в деревне?
– Чего я здесь, ты сейчас узнаешь. Правая рука, которую мужчина прятал за спиной, взлетела в воздух. Кузьма Пацук сделал шаг к священнику. В руке убийцы был топор, самый обыкновенный топор, каким колют дрова, рубят ветки. Топор взлетел над головой. Силуэт Кузьмы Пацука был четкий, словно вырезанный из картона на фоне розовато-пепельного осеннего неба.
– Остановись, сын… – отец Михаил прикрылся правой рукой.
Удар топора был сильным и пришелся в основание шеи. Священник рухнул вместе с велосипедом. Кузьма Пацук хрюкнул, зарычал и еще дважды рубанул священника по голове, раскроив череп. Затем схватил священника за ноги и поволок в густой ельник. Бросил в неглубокую яму, туда же притащил велосипед. Из кармана плаща отца Михаила Кузьма Пацук вытащил связку ключей.
– Ну вот, теперь ты никому ничего не скажешь. И Гришка будет молчать, – глаза Кузьмы Пацука были налиты кровью.
Он срубил несколько тонких берез и бросил их сверху на безжизненное тело священника, на велосипед. Вытер лезвие топора прямо о пожелтевшую траву и, пошатываясь, словно был пьян, побрел сквозь густые заросли ельника к реке.
Убийца пропал в осенней темноте, как пропадает камень, брошенный в глубокую воду. Он стал невидим и неслышим.
Дом священника был таким же, как и десятки других на близлежащих улицах и переулках. Кузьма Пацук огородами пробрался к дому священника, перелез через забор, по тропинке, выложенной кирпичом, быстрой походкой, пригибаясь, двинулся к крыльцу. Собаки во дворе не было, это Кузьма Пацук знал, поэтому не опасался неожиданного лая или рычания. Он был уверен, что никто не услышит, как он подберется к дому, да и супругу священника Кузьма видел, та садилась в автобус.
Ключ вошел в замок, с хрустом провернулся, и дверь открылась. В доме священника пахло воском. В правой руке Кузьма сжимал топор, тяжелое и надежное оружие. Мяукнула кошка, спрыгивая с дивана на пол.