45 
— Проверял?
— Да-да, точно, сам проверил…
— Погоди, — послышалось из рации.
И генерал, привыкший, что к нему на прием попадает не каждый смертный, ждал теперь, как школьник перед дверью директорского кабинета. Охранник рацию не выключал, из динамика слышались щелчки, легкое гудение.
— Проведи его до квартиры, — послышался спокойный голос.
— Прошу, — электронный ключ открыл дверь.
Все-таки консьерж в доме существовал. Мужчина с внешностью спортсмена-борца, одетый в костюм, белую рубашку, при галстуке сидел за небольшим письменным столом с настольной лампой и телефонным аппаратом.
Лифт вознес генерала Иваньковского на третий этаж, и охранник передал его из рук в руки своему коллеге. Как профессионал, Иваньковский замечал многое: и то, как топорщатся пиджаки и куртки у охранников, и то, как нервно они ведут себя.
«Даже если сюда прислать взвод ОМОНа брать Аркашу, возни будет больше, чем при освобождении захваченного террористами самолета».
— Проходите.
Естественно, в этом доме гости никогда не снимали обувь. Галкин-младший на мгновение выглянул из соседней комнаты.
«Похож на папашу, однако», — подумал генерал.
Ему было с кем сравнить, сам Борис Аркадьевич вышел встретить гостя на порог кабинета.
— Извините, что побеспокоил вас тогда звонком, — несколько грустно произнес олигарх, — но я так волновался. И видите, не зря. Проходите, — Галкин тут же закрыл дверь и бросил взгляд на папку в руках генерала.
«Не с пустыми руками, — отметил он про себя. — Быстро же они начинают шевелиться, когда неприятности случаются у людей с деньгами!»
Иваньковский сглотнул слюну и произнес:
— Кое-какие материалы уже удалось добыть.
— Оперативно работаете, — похвалил Галкин.
— Пока ничего конкретного, но уже определились свидетели происшествия.
— Да? — улыбка тронула губы Галкина-старшего. Он чувствовал, что потихоньку втягивается в новую игру. Но поскольку был человеком азартным, с готовностью принимал новую судьбу.
— Этого, конечно, не положено делать, но я думаю, случай особенный…
— Конечно, особенный, — подтвердил Галкин, довольно откровенно делая пальцами легкие движения — так, словно бы тер в них купюры.
Глаза Иваньковского заблестели:
— Много найдется, да уже нашлось мерзавцев из средств массовой информации, которые на чужой беде делают деньги.
. — Я с вами абсолютно согласен, — подтвердил Галкин и вновь прошуршал воображаемыми купюрами.
— Дело настолько ясное, что яйца выведенного не стоит, а у вас могут появиться неприятности.
— Послушайте, генерал, — устало произнес Галкин, — мы здесь одни, наш разговор не прослушивается, не записывается и незачем валять дурака. У вас есть адреса и фамилии свидетелей, есть их показания, а у меня есть деньги. И вы, и я хотим, чтобы дело как можно скорее утряслось, и о нем забыли. Давайте поменяемся: вы мне передадите то, что стало известно следствию… — Борис Аркадьевич протянул руку и взялся за край папки.
Генерал сначала замешкался, потом разжал пальцы.
— Вообще-то…
— Ах, да, извините, — рассмеялся Галкин, — я не назвал суммы. Но и товара еще не видел, — хохотнул он, усмотрев замешательство на лице Иваньковского.
Тот не ожидал такой откровенности от олигарха.
— Я…
— За свидетелей — всех скопом — я готов вам заплатить пятьдесят тысяч. Но с одним условием: если возникнут новые фигуранты, вы или постараетесь их отсечь, или же сдадите мне.
Язык у генерала присох к небу. В жизни ему приходилось брать взятки, давать их, но всегда это приходилось делать стыдливо. Люди отводили глаза, принимая подношение, смотрели себе под ноги, когда двигали по столу пачку с деньгами. Генералу раньше казалось, что наверху подобные дела совершаются с еще большей осторожностью, что деньги вообще не фигурируют в явном виде, а даются туманные обещания, после чего взятки тайно переводятся на счета, оформленные на подставных лиц.
«Хотя, — задумался Иваньковский, — им-то кого бояться? Они сами себе и закон, и судьи, и даже, если потребуется, палачи. Пятьдесят тысяч — неплохие деньги, — подумал он. — Информация — в самом деле, идеальный продукт, ее продаешь, и в то же время она остается при тебе».
— Согласен, — с трудом выговорил генерал Иваньковский и не из-за того, что его мучила совесть, а просто, он не привык к полной откровенности в подобных делах.
45 
