Возможно, любительницам лёгкого, одноразового чтива и не понравится, потому... 
120 
– Хозяина ждет, – поняла ее поведение Наташа.
– Ерунда все это! Собаки – те могут ждать хозяина, а коты – полная мразь, – безапелляционно заявил комбат.
– Я кошек люблю.
– Коты сволочи, – продолжал Рублев, – они уверены, что это мы – люди живем у них.
Они хозяева, а мы прислуга.
– Ничего в этом плохого не вижу. Именно поэтому собаки холуйствуют, а коты держатся независимо.
– Особенно, когда есть просят.
Наташа, успевшая вздремнуть в общей сложности где-то около получаса, выглядела посвежевшей. Чтобы вновь не клонило в сон, она приспустила боковое стекло и подставляла разгоряченное лицо холодному, напоенному влагой дождю. Она чувствовала, что ей не хватает сейчас только одного – ласки. И тогда все станет на свои места. Не важно чьей ласки, пусть даже это будет кот, примостившийся на коленях и мурлыкающий перед тем, как заснуть. Она была согласна даже на собаку, пригревшуюся на полу возле ног. Но вот Борис Рублев если и был похож на какое-нибудь животное, так только на медведя, да и то косолапый смотрелся бы рядом с ним легковато. Во всяком случае, не каждый рискнул бы ставить на топтыгина, схватись они вместе.
Уже только в редких окнах горел свет. Погасила его и соседка Секеля. Лишь только персидская кошка, неподвижно, как памятник самой себе, сидела на форточке, скосив глаза на задержавшуюся во дворе незнакомую ей машину.
Время от времени глаза зверька вспыхивали дьявольским зеленым цветом, и от этого на душе у Наташи становилось не то чтобы гнусно, но во, всяком случае, тревожно и еще больше хотелось ласки. Вновь вернулись прежние мысли о том, как бы постелил кровать комбат, не найдись в ванной мешок с деньгами – на каждого отдельно или на двоих вместе?
Сейчас, когда холод забирался Наташе под куртку, ей хотелось очутиться на большой мягкой кровати, именно на такой, какая стояла в спальне у Андрея Рублева. Просторная комната, свежий воздух, потрескивание калорифера, когда он, перегревшись, автоматически отключается, и его красный огонек-индикатор многозначительно подмигивает тем, кому дарит свое тепло, а значит, искушает на близость.
Взгляд девушки скользил по череде черных и редких пышущих светом окон. Среди них попадались и такие, где за плотными шторами горели разноцветные ночники, настольные лампы, торшеры.
«Люди отдыхают, развлекаются, – думала она, – они могут абсолютно спокойно сидеть, пить, не опасаясь завтрашнего дня. А я, как дура, мерзну в чужой машине и не смею показать нос домой».
И тут она внезапно ощутила на своем плече крепкую руку комбата. Мужчина сгреб ее в охапку, прижал к себе и поцеловал в губы, но как-то несколько странно. Да, их губы соприкоснулись и даже оставались в таком положении минуты три, но Борис Иванович даже не пытался раздвинуть ее зубы языком, а она сама – не то от испуга, не то от удивления – замерла. По их лицам скользнул свет фар, и глаза Наташи на какое-то мгновение вспыхнули так, как вспыхивали глаза персидской кошки, примостившейся на форточке.
Она немного отстранилась и перевела дыхание.
– Ну, знаете ли… – в ее голосе отчетливо слышалось приглашение продолжить…
Комбат настороженно смотрел то ли на нее, то ли на что-то за ее спиной.
– Я как-то не привыкла, чтобы вот так, сразу…
– Да? – машинально отвечал Борис Иванович. Его явно мало занимало то, что говорила девушка.
– Но нельзя же… Я испугалась, хотя, в общем-то…
– Ловко мы их провели? – ухмыльнулся комбат.
И тут Наташа догадалась обернуться. Во дворе стоял джип – один из тех, который увозил переодетых омоновцами бандитов от бара «Парадиз». Двое мужчин шли к подъезду, о чем-то переговариваясь. И когда они оказались под фонарем, укрепленным под козырьком подъезда, Наташа чуть не вскрикнула.
– Да это же они! Точно! Они были в баре, когда забрали Андрея и Александра!
– Ловко мы их провели? – напомнил о поцелуе Борис Иванович.
И только тут Наташа сообразила, кому предназначался поцелуй – не ей, а этим двум подлецам. То, что они подлецы, Наташа сразу же определила по походке. Так развязно, вихляясь, ходят только мерзавцы. Это не уверенность в своих силах, а издевка над окружающими.
«Да, да, – подумала она, – он ловко провел их и меня».
Комбат дождался, пока эти двое скрылись в подъезде, и протянул Наташе листок бумаги.
– Если все будет хорошо, я махну тебе из окна. Тогда поднимешься в квартиру.
– А если плохо? – спросила девушка, принимая лист бумаги, на котором был написан один единственный телефонный номер, к тому же без указания чей он и в какое время можно звонить.
120 
