41 
Но на подворье стояла полная тишина, даже куры почему-то притихли и не подавали признаков жизни. Покосившаяся, вечно норовящая сорваться с единственной петли калитка была распахнута настежь, и дверь в сени тоже стояла нараспашку. Юрий посмотрел себе под ноги и увидел в загаженной курами пыли следы кроссовок – не кирзачей, в которых в силу сложившихся обстоятельств ходили они с Петровичем, и не Татьянкиных босоножек, а именно кроссовок. Юрий поставил свою ногу рядом со следом и сравнил отпечатки. На глаз у побывавшего здесь человека был сорок третий или сорок четвертый размер обуви, хотя и без этого эксперимента было видно, что отпечатки оставлены мужчиной. Этими отпечатками был истоптан весь двор, как будто владелец кроссовок метался по нему как угорелый в течение доброго часа.
Юрий подумал, не сходить ли ему за капитаном, благо до отделения было рукой подать, но тут же насмешливо покачал головой: зачем, собственно? Не для того же, в самом деле, чтобы добрый дядя милиционер защитил его от злого негодяя Васьки! И уж наверняка не для того, чтобы небритый мент первым допросил задержанного, оставив результаты допроса при себе. “Хватит, – решил Юрий. – Хватит делать из меня дурака. Ты еще пожалеешь, капитан, что взял с меня эту свою подписку. Больше я в эти игры не играю, а если и играю, то по своим правилам”.
Топча следы кроссовок, он прошел к дому, поднялся на скрипучее крыльцо и нырнул в прохладный сумрак сеней, все время ожидая удара по черепу. Он обследовал дом, не пропуская ни одного угла, заглянул в подпол и на чердак, и все это лишь для того, чтобы убедиться в том, в чем почти не сомневался с самого начала; дом был пуст.
Он снова вышел во двор и только теперь заметил соседа, старого бездельника Макарыча, который, повиснув на грозящем вот-вот рухнуть заборе, наблюдал за его перемещениями, дымя трескучей самокруткой и хитро щуря левый глаз.
– Васька был? – без предисловий спросил Юрий.
– А как же, – охотно откликнулся Макарыч. – Был. Тебя искал и приятеля твоего. Грозился бошки вам посносить.
– А куда пошел, не знаешь?
– Не-а. Откудова мне знать? Он мне, мил человек, не докладывал, да я и не спрашивал – он, когда пьяный, злее росомахи. Махнет топором, а наутро и не упомнит. Кто это, скажет, Макарыча укоротил? А скажи ему, что это он, – не поверит. Не ведаю я, куда он подался. Побегал тут, кулаками помахал, в сарае чего-то порылся да и убег, а куда убег – нет, не знаю.
Юрий пожал плечами и заглянул в сарай. Действия полумифического Васьки казались ему какими-то странными. Во всяком случае, ему казалось, что человек, виновный в убийстве двадцати пяти человек, диверсии на ЛЭП и сразу трех поджогах, не говоря уже о взломе сейфа в прорабской и хищении нескольких десятков километров медного провода, должен вести себя как-то иначе: если не более умно, то уж наверняка более осторожно. Или с ним и вправду сыграла нехорошую шутку “паленая” водка?
В сарае было душно, сумрачно и все еще отчетливо пахло коровьим навозом, хотя никакой коровы здесь давным-давно не было. Юрий осмотрелся, не особенно надеясь увидеть здесь что-то интересное, и вопреки своим ожиданиям сразу увидел следы пребывания Васьки: куча пыльного трухлявого сена, с незапамятных времен лежавшая в углу сарая, была переворошена, клочья ломкой, рассыпающейся в затхлую пыль травы валялись на утоптанном земляном полу, как будто кто-то рылся в куче, торопливо разгребая сено, пучками разбрасывая его в стороны, а потом довольно небрежно привел все в первоначальный вид.
Юрий озадаченно хмыкнул, взял стоявший у стены старый, обломанный у самого основания черенок от лопаты и, подойдя к куче, принялся разгребать сено. Очень скоро черенок наткнулся на что-то твердое, и, расчистив находку, Юрий протяжно присвистнул: перед ним лежал моток знакомого до отвращения медного провода, в котором на глаз было метров пятьдесят. Провод был черно-зеленый от окисла, но его конец свежо поблескивал чистым красноватым металлом. Срез выглядел так, словно провод совсем недавно рубили зубилом.
Юрий молча припорошил свою находку сеном, отшвырнул в сторону палку и вышел из сарая, отряхивая ладони. Макарыч что-то спросил. Занятый своими мыслями, Юрий не расслышал вопроса, но на всякий случай отрицательно покачал головой.
Он присел на крыльцо, вынул из пачки последнюю сигарету, закурил и привалился спиной к нагретым полуденным солнцем пыльным бревнам стены. Настало время принять решение: либо так, либо этак. Можно было, наплевав на несообразности в поведении Васьки, привести сюда капитана, ткнуть его носом в то, что лежало в сарае, и сказать: вот, я сделал твою работу, нашел преступника. Теперь тебе остается только поймать его, заковать в наручники и отвезти в город, где он расколется на первом же допросе или повесится в камере, как его приятель Митяй. В любом случае твои погоны, капитан, останутся при тебе, а может быть, даже украсятся большой майорской звездой…
41 
