Последние отзывы

  5  

Цветочный базар в двух шагах от станции метро в это утро был далеко не самым оживленным местом в городе. Люди торопливо пробегали мимо, и лица у них были по-утреннему серыми, пустыми и озабоченными. Заглядывая в эти лица и с профессиональной ловкостью ловя обращенные вовнутрь взгляды, Лиза с невольной грустью думала о том, как оживили бы эти серые силуэты яркие пятна букетов. Человек, несущий в руках цветы, не может иметь такие пустые и непроницаемые, как оловянные шарики, глаза. Даже если он идет на похороны совершенно чужого и неинтересного ему человека, букет в руках заставит его полнее ощутить то, что сам он еще жив. Конечно, для Лизы Малышевой цветы в первую очередь были товаром, за который она отвечала перед хозяином и который более или менее кормил ее в эти нелегкие времена, но это был хороший, очень нужный людям товар. Вот только люди этого почему-то упорно не понимали.

Лиза вздохнула и, вынув из карманов мешковатого зеленого пуховика руки в вязаных перчатках с обрезанными пальцами, закурила сигарету, автоматически отметив про себя, что это уже пятая за утро. Горьковатый дым создавал иллюзию тепла. Часто шмыгая покрасневшим от холода курносым носиком и поминутно поправляя указательным пальцем сползающие очки в немного старомодной круглой оправе на пол-лица, Лиза принялась прохаживаться перед своим плексигласовым ящиком, заглядывая прохожим в глаза, призывно улыбаясь и притопывая обутыми в валенки с галошами ногами. Обувь на ней, конечно, была не по сезону, и, добираясь в метро до рабочего места, она частенько ловила насмешливые взгляды, но посмотрела бы она на этих насмешников, а особенно на насмешниц, если бы им довелось, как ей, целый день проторчать в сырости и холоде, не имея права даже опрокинуть стаканчик!

Принесенный из дома пол-литровый термос с кофе уже давно опустел, а разносчика Игорька что-то не было видно. Жидкая, чересчур сладкая бурда, которую продавал Игорек, конечно же не имела права именоваться кофе, зато, к чести Игорька, всегда была обжигающе горячей. Лиза представила себе, как возьмет в ладони пригревающий даже сквозь перчатки пластиковый стаканчик, и невольно привстала на цыпочки, высматривая в толпе красно-синюю куртку Игорька.

Вместо разносчика она вдруг увидела мужчину, который при других обстоятельствах мог бы показаться ей самым завидным кавалером из всех, кого она когда-либо встречала, а в данный момент был не более чем потенциальным покупателем. Покупателем, да, но каким!

Мужчина, привлекший внимание Лизы, был высок и широкоплеч. Над не слишком красивым, но твердым, по-мужски привлекательным лицом топорщился жесткий ежик темных с проседью волос, глаза скрывались за сильнозатемненными стеклами очков. Легкое черное пальто было распахнуто, давая возможность оценить безукоризненный покрой такого же черного костюма, ослепительную белизну рубашки и идеальный узел неброского, но тоже явно очень дорогого галстука. Концы небрежно наброшенного на шею шарфа свободно болтались между лацканами пальто, а сверкающие черные туфли наверняка не предназначались для того, чтобы месить московскую грязь. На руках у мужчины были тонкие кожаные перчатки, в пальцах правой дымилась сигарета, которую он время от времени подносил к губам, обводя пеструю толчею цветочного базара бесстрастным взглядом темных линз. Это был покупатель, притом того сорта, который очень нравился Лизе: одетые подобным образом мужчины, да еще с такими спокойными, уверенными повадками, как правило, считают ниже своего достоинства торговаться и редко требуют сдачу, хорошо понимая, что те, кто преуспел в этой жизни, обязаны делиться с теми, кому не повезло, хотя бы крохами своей удачи. Лиза неплохо умела обращаться с такими клиентами, да и вообще, среди своих коллег она считалась везучей. На самом деле везением здесь и не пахло: все дело было в том, чтобы найти к человеку подход. Заезженные отцы семейств расправляли плечи, когда им улыбалась Лиза Малышева, потому что ее улыбка заставляла их снова почувствовать себя молодыми и способными вызывать интерес у женщин; мордатые обладатели джипов, золотых цепей и закутанных в меха манекенщиц называли ее сестренкой и снисходительно распахивали свои пухлые бумажники навстречу ее полушутливой умильной гримаске; отъевшиеся депутаты видели в ней представителя народа, тем более приятного и, как они привыкли выражаться, “легетивного”, что при одном взгляде на Лизу становилось ясно: она не способна не только умышленно обидеть человека, но даже и ненароком нагрубить. Что же касалось женщин, то они не видели в низкорослой, мешковато одетой и не блещущей красотой цветочнице конкурента, так что и тут все было в порядке.

  5