80 
Подпрыгнув на особенно высоком ухабе, “нива” тяжело ухнула вниз, снова подпрыгнула, разворачиваясь под углом к направлению движения, и заскользила боком, с каждой секундой все больше накреняясь вправо. Ее левая колесная пара оторвалась от дороги, бешено вращаясь в воздухе и разбрасывая лепешки жидкой грязи, а через секунду машина опрокинулась и несколько метров скользила по раскисшей глине, лежа на боку. Как только она замерла, ее лобовое стекло вылетело, выбитое ударом изнутри, и на дорогу, извиваясь, выбрался Беслан. Он вскочил на ноги, оглянулся и зайцем сиганул в сторону, стискивая в ладони бесполезный пистолет.
Глеб развернул танк, не отказав себе в невинном удовольствии подмять правой гусеницей опрокинутую машину, и повел его вверх по отлогому склону вслед за беглецом. Погоня не была долгой: пробежав метров двести, Беслан остановился, повернулся лицом к настигавшему его танку, упал на колени и высоко поднял руки.
Глава 11
При ближайшем рассмотрении танк оказался вполне обжитым, по-хозяйски оборудованным местечком. Под снарядным стеллажом обнаружился картонный ящик, в котором оставалось еще четыре банки тушеной говядины и солдатский “сидор” с армейскими сухарями. Здесь же удалось отыскать у медицинскую сумку, а в стойке по правую руку от командирского кресла были закреплены два короткоствольных автомата со снаряженными рожками. Видно было, что танком пользовались с умом, чуть ли не с любовью, и только отсутствие снарядов и горючего послужило причиной простоя, спасительного для маленькой компании беглецов.
Рыжий разведчик вскрыл банку тушенки отобранным у Беслана ножом, разложил ломти мяса по сухарям и оделил этой пищей богов Глеба и блондинку, которая, расставшись наконец со своей драгоценной камерой, молча сидела на вентиляционной решетке моторного отсека с самым несчастным видом. Протягивая ей черный армейский сухарь, обильно инкрустированный тушенкой, рыжий вдруг смутился и сказал, почему-то перейдя на английский:
– Плиз. Тушенка.., второй фронт, значит.
– Перестань валять дурака, рыжий, – сказал Глеб и с хрустом откусил от своей порции. – Кстати, – добавил он, перемалывая зубами твердый, как гранит, сухарь, – как тебя зовут? А то я все “рыжий” да “рыжий”…
– Сержант Тараканов, – с вызывающей ноткой в голосе ответил рыжий.
Глеб поперхнулся сухарем, а блондинка вдруг прыснула, едва успев подхватить в подставленную ладонь свалившееся с бутерброда мясо.
– Тараканов?! – прокашлявшись, переспросил Глеб. – И это при твоей-то масти? Как же ты жил-то, бедный?
– Так что ж я, виноват? – как-то очень беззащитно улыбнувшись, ответил сержант. – Если такая фамилия… Дразнили конечно… Вот как вы сейчас.
– А ты что же? – с интересом спросил Глеб, внимательно оглядывая со всех сторон свой бутерброд и решая, откуда бы его половчее укусить.
– А чего я? – смущенно откликнулся Тараканов. – Знамо дело, послушаю-послушаю, да и промеж глаз-.
– Гм, – сказал Глеб. – Но-но! Промеж глаз… – Блондинка снова прыснула, и Глеб повернулся к ней. – Ну а вы, юная леди?
– Я? – Блондинка нерешительно опустила руку с бутербродом. Глеб заметил, что, несмотря на сквозившую в ее взгляде растерянность, бутерброд она держала параллельно земле, чтобы с него опять что-нибудь не упало, и сдержал улыбку. Иностранка или нет, девица очень быстро усваивала жизненные уроки. – Марина Шнайдер, – представилась блондинка. – Журналистка из Нью-Йорка.
– Черт возьми, – с досадой сказал Глеб.
– Шнайдер? – с подозрением переспросил сержант Тараканов.
– Я же не виновата, что у меня такая фамилия, – ответила ему Марина.
Глеб ухмыльнулся, вгрызаясь в бутерброд, а сержант озадаченно почесал рыжий затылок.
– В самом деле, – сказал он.
Глеб заметил, что оба смотрят на него, и начал жевать быстрее, уже жалея, что затеял этот вечер вопросов и ответов.
– А вы? – спросила наконец блондинка, подтверждая его подозрения.
– А я терпеть не могу журналистов, – сознательно нагрубил Глеб. – И еще я намерен поговорить с нашим приятелем Бесланом. Сержант, будь другом, постой на стреме, пока мы будем беседовать. А вам, Марина, на это лучше не смотреть.
– Хорошо, командир, – сказал сержант, и в его взгляде Глеб увидел полное понимание. Сержант был кадровым военным и знал, что бывают люди, которых лучше ни о чем не расспрашивать.
Журналистка, однако, таких вещей не понимала или не хотела понимать. Она быстренько отправила в рот последний кусок сухаря и встала, сразу схватившись за ручку видеокамеры. На лице у нее застыло непреклонное выражение, выглядевшее довольно комично в сочетании с засунутым за щеку сухарем.
80 
