– Я решил потолковать с Одинцовым и Фединым, но оба куда-то исчезли. Пришлось учинить форменное расследование, причем я все время чувствовал, что хожу по самому краю…
– Бедняжка, – томным голосом сказал Забродов.
– Здесь налево, – сказал Мещеряков. – так вот, полковник Одинцов погиб при исполнении, причем как именно погиб, никто то ли не знает, то ли не хочет говорить, а этот самый Федин действительно исчез, как в воду канул, и ни дома, ни на работе о нем никто ничего не знает, хотя у меня сложилось такое впечатление, что некоторые были бы не прочь узнать.
– Еще один жмурик, – разочарованно сказал Сорокин. – Ты что, на могилку нас везешь?
– Вот тебе – жмурик, – сказал Мещеряков, протягивая назад кукиш. Сорокин аккуратно отвел кукиш в сторону, но тот немедленно вернулся на место. – Вот тебе, понял? – повторил Мещеряков. – Схоронился на одной из оперативных квартир, миляга, и носа не показывает.
– Орел, – сдержанно похвалил Сорокин, и кукиш, наконец, убрался. – А как ты его нашел?
– Случайно, – немного смущенно ответил Мещеряков. – Одна девица из отдела документации живет неподалеку. Она его видела.
– Взрослеешь, полковник, – похвалил Забродов. – Годам к семидесяти доберешься до невинных поцелуев.
– У меня, между прочим, двое детей, – обиделся Мещеряков, – в отличие от тебя.
– Брэк, – быстро вмешался Сорокин. – Давайте по делу.
– Если по делу, – продолжал Мещеряков, – то пришлось, взламывать файлы отдела, ведающего наймом жилой площади, и искать оперативные квартиры, расположенные в указанном районе. Я искал квартиры генерала Потапчука и, представьте, нашел.
Он вдруг широко, с подвыванием зевнул и тряхнул головой.
– Ты действительно молодец, Андрей, – серьезно сказал Илларион. – И действительно прошелся по самому краю.
– А, – отмахнулся Мещеряков, – все равно генерала мне не дали, так что терять нечего. Между прочим, – слегка оживившись, добавил он, – я попутно выяснил одну интересную деталь. Потапчук вчера, оказывается, брал штурмом одну из своих оперативных квартир.
– Ну и каша, – тоскливо сказал Сорокин. – Слушайте, разведчики, скажите мне честно: в этом городе есть нормальные обыватели, или все до единого работают на ФСБ, а все квартиры на самом деле явочные?
– Ты, например, на ФСБ не работаешь, – ответил Забродов, – и я не работаю… Во всяком случае, как правило. Мало тебе?
– Утешил, – вздохнул Сорокин. – Спасибо.
– Не за что, родимый, – с готовностью отозвался Забродов. – Вообще, во всем этом чувствуется система… Знаете, как будто курица разварилась в кашу, все мясо с костей облезло и лежит себе, как.., ну, как каша и лежит.., а скелет – там, внутри, – остался.
Надо его только ложкой зацепить и наружу вытащить, и сразу будет ясно, курица это была или какой-нибудь птеродактиль.
– Ложка нас ждет – не дождется, – сказал Мещеряков. – Давай-ка во двор… Ага, вот сюда.
Потрепанный «лендровер» свернул во двор длинного, как Китайская стена, шестнадцатиэтажного дома и покатился вдоль него. Мещеряков отсчитывал подъезды, Забродов вел машину, а Сорокин просто ждал, нервно куря на заднем сиденье.
– Эй, полковник, – позвал Илларион, – что ты такое куришь? Пахнет сушеным навозом.
– Правда? – изумился Сорокин. – А я думал, это только мне кажется.
– Приехали, – сказал Мещеряков, и Забродов затормозил. Они поднялись на четырнадцатый этаж в лифте. Выглянув в окошко на лестничной площадке, Сорокин увидел мерцающее сквозь падающий снег море огней и подумал, что днем отсюда должен открываться ни с чем не сравнимый вид. На миг он даже пожалел, что не стал монтажником-высотником – работа интересная, да и деньги, говорят, неплохие. А уж пейзажей насмотрелся бы…
Забродов уже звонил в дверь, и Сорокин с некоторой тревогой увидел в руке у Мещерякова страховидную черную «беретту» – полковник, похоже, опять начинал чувствовать себя Джеймсом Бондом.
Перехватив взгляд Сорокина, Забродов погрозил Мещерякову кулаком, и пистолет исчез.
– Не открывает, морда, – сказал Забродов и принялся барабанить в дверь каблуком.
Дверь соседней квартиры открылась, и на пороге возник сплошь поросший курчавым черным волосом амбал в растянутой майке и тренировочных брюках.
Он открыл рот, но Сорокин быстро поднес к его органам зрения свое удостоверение в развернутом виде, и рот захлопнулся. Через секунду захлопнулась и дверь.