Юрий слегка опешил.
– Увы, – сказал он. – У меня нет ни своего дела, ни делопроизводства...
– А любовница? Поверьте, я хорошая любовница. Опытная и квалифицированная.
– Гм...
– Я не в вашем вкусе? Стара?
Ни черта она была не стара, и выглядела на все сто, и взгляд ее заплаканных глаз теперь был совсем другой – испытующий, дразнящий, сулящий какие-то небывалые, запретные, потусторонние удовольствия. Юрий почувствовал, что погружается в пучину мучительной неловкости, забарахтался там и вдруг, как за спасительную соломинку, ухватился за короткую трезвую мысль: с чего бы это она? Торопится продать себя подороже, пока покупатель под рукой, вот и все. Времени на долгую осаду у нее нет – шантаж не выгорел, Лузгин ее вышвырнул и, наверное, пообещал прикончить – всерьез пообещал, потому что дело и впрямь нешуточное. А если бы господин адвокат не пожадничал, поделился, процесс перевода денег шел бы сейчас полным ходом... В общем, молодой человек, бросьте валять дурака, а лучше купите себе одеколон, приличную одежду и опытную секретаршу, она же любовница. Куда как хорошо!
Юрий успокоился и твердо взглянул в расширенные, дразнящие глаза, которые, оказывается, уже успели почти вплотную придвинуться к его лицу вместе со всем остальным – с матовыми гладкими щеками, с душистыми локонами из-под шляпки, с призывно приоткрытыми губами и с песцовой шубой, мягко и многообещающе круглившейся на груди.
– Дело не в моих вкусах, – сказал он, – и уж тем более не в вашем возрасте. Просто я привык сходиться с женщинами немного по-другому. Я не покупаю их, как мясо на рынке. Извините.
Глаза Зинаиды Александровны стремительно сузились, заледенели и отодвинулись на безопасное расстояние.
– Динозавр, – сказала она. – Лузгин прав: вы – динозавр и обречены на вымирание.
– Посмотрим, – сказал Юрий.
– Посмотрим! – с горечью передразнила его внучка фрейлины. – Что ж, ступайте, смотрите. Катитесь! Вы ведь в контору? Лузгин сейчас там. Отменил все встречи и поджидает вас с нетерпением, как паук муху.
– Вас подвезти? – спросил Юрий, запуская двигатель. Разговор был окончен.
– Катитесь, – повторила Зинаида Александровна и, распахнув дверцу, спустила в снег одну ногу в остроносом сапоге на высокой шпильке. – Ступайте, динозавр. Бейтесь с врагами и откладывайте яйца. Импотент!
– Спасибо вам, – спохватившись, сказал Юрий.
– Не за что, – ответила она. – Повторяю, вы мне безразличны. Вы мне противны, если хотите знать. Вы жизнь мою разрушили, понятно вам?! Если бы я могла отомстить этому негодяю как-то иначе, я бы пальцем ради вас не шевельнула.
– Все равно спасибо, – сказал Юрий. – Хотя бы за откровенность.
– Проваливайте, – устало сказала Зинаида Александровна и окончательно выбралась из машины.
Она пошла прочь, не оглядываясь, на ходу заправляя на место выбившиеся из-под шляпки пряди. Уже на третьем или четвертом шаге ее походка сделалась легкой и упругой, голова гордо запрокинулась. Серебристый песцовый мех мягко переливался в такт ее движениям, на нее оглядывались – мужчины со жгучим интересом, а женщины с не менее жгучей завистью.
Юрий не стал дожидаться, пока секретарша Лузгина затеряется в толпе. Он перегнулся через сиденье, захлопнул дверцу и лихо развернул короткий, высоко посаженный джип на узкой заснеженной улице. Его правая рука, оторвавшись от рычага коробки передач, коротким толчком послала кассету в приемную щель магнитолы. Хриплые динамики крякнули и ожили.
Юрий усмехнулся и плавно утопил педаль акселератора.
В том месте, где внучка фрейлины бросилась под колеса, он остановил машину и пошарил в сугробе возле столба. Столб точно был тот самый, на нем отчетливо виднелась оставленная железным кронштейном глубокая царапина, но ни самого кронштейна, ни зеркала, которое было на нем закреплено, в сугробе не оказалось. Очевидно, зеркало уже подобрали – возможно, мальчишки, а скорее всего, бомжи, решившие за бесценок толкнуть полезную в хозяйстве вещь на блошином рынке. Юрий плюнул с досады, пожал плечами, вернулся за руль и, больше нигде не останавливаясь, за две минуты добрался до конторы Лузгина.
* * *
Вот тут-то, собственно, и произошло то, что господин адвокат в телефонном разговоре с Зиминым описал как случайное падение. Да только гололед тут совершенно ни при чем. Гололед – он на улице, а Андрей Никифорович поскользнулся прямо в своем шикарно обставленном кабинете, где никакого гололеда в помине не было.