Литовец, наверное. Или латыш. Хотя на прибалта не очень-то похож. И потом, Владимир все-таки. Да ну его к дьяволу, нашел о ком думать!»
Уже подъезжая к своему дому, он вспомнил, что так и не расплатился за подаренный Тюхе перстень, но возвращаться не стал. «Успеется, — решил он. Позвоню старику, извинюсь, а в следующий раз отдам деньги».
Несмотря на стычку с Владимиром Эдгаровичем, настроение у Иллариона впервые за много дней было превосходное — совсем как у несовершеннолетнего правонарушителя, вернувшегося из удачного набега на соседский огород.
Глава 13
«Хонда» была похожа на воплощенную мечту. Она была компактная и обтекаемая и, как мокрая галька, поблескивала темно-серой с металлическим отливом краской. Передний обтекатель напоминал нос реактивного истребителя, толстая никелированная труба глушителя была залихватски задрана кверху, удобно изогнутое кожаное седло манило в дорогу. Блок цилиндров сверкал, как зеркало, на высоко поднятом заднем крыле уже красовалась новенькая табличка с регистрационным номером. Мотоцикл стоял у края тротуара, свернув набок переднее колесо с литым титановым диском и глубоким протектором непривычного рисунка.
Тюха в четвертый раз обошел вокруг «Хонды», осторожно трогая ее пальцем и изнывая от черной зависти. Это была вещь настолько роскошная, что для Тюхи она казалась почти одушевленной. Это был не просто мотоцикл, а оживший идол, посланец высшего разума, прибывший из неведомых краев, а то и вовсе с другой планеты.
Пятый стоял поодаль и, прея в кожаном мотоциклетном прикиде, с удовольствием наблюдал за Тюхой. Его раскрасневшееся от жары лицо в этот момент было довольно глупым, как у всякого, кто изо всех сил, но без особого успеха пытается сдержать расползающиеся в торжествующей ухмылке губы. Под мышкой он держал пластиковый шлем того же цвета, что и мотоцикл, с черной лицевой пластиной и выдававшейся вперед подбородочной дугой. На руках у него были тонкие кожаные перчатки с обрезанными пальцами, в зубах дымилась сигарета.
Необмятая кожанка-косоворотка и такие же штаны, заправленные в высокие мотоциклетные ботинки, стояли колом, придавая Пятому дурацкий вид провинциального манекена в универмаге. Ни Пятый, ни Тюха этого не замечали: первый был ослеплен своим триумфом, а второй — завистью.
Мимо них по дороге проезжали редкие автомобили. Многие водители и почти все пассажиры поворачивали головы направо, с интересом разглядывая новенький импортный мотоцикл и нелепую фигуру в черной коже, торчавшую на газоне. Поглощенный своими переживаниями, Тюха этого не замечал, зато Пятый чувствовал, что вот-вот лопнет от гордости. Его так и подмывало напомнить приятелю тот вечер на берегу пруда, когда Тюха так неожиданно лихо и непривычно жестоко осмеял его, но он решил проявить милосердие, дабы не ломать кайф: задетый за живое несвоевременным напоминанием, Тюха мог не стерпеть очередного унижения и сказать что-нибудь обидное про мотоцикл. Это, кстати, было вполне возможно: при всех своих достоинствах «Хонда» все-таки значительно уступала американской легенде — «Харлею».
Пятый побаивался испытывать терпение Тюхи еще по одной причине. Этой причиной был памятный ужин у каннибала, во время которого у туповатого Тюхи почему-то хватило ума отказаться от угощения, а вот у него, Пятого, — нет. Пятый до сих пор не понимал, как такое могло случиться. Ведь он сам все время поддразнивал увальня Тюху, намекая на то, что Колдун — людоед. Более того, он в этом почти не сомневался, а в тот вечер почему-то без задней мысли цапнул с блюда самый большой кусок… Словно затмение нашло, честное слово! Тюха, спасибо ему, до сих пор воздерживался от болтовни, но кто знает, сколько он еще продержится? Особенно если его как следует разозлить… Именно поэтому Пятый, зарегистрировав и всего разок опробовав мотоцикл, сразу же позвонил Тюхе, отлично понимая при этом, что совершает вульгарный подкуп.
Дело уже шло к вечеру, но Тюха оказался дома и прибежал по первому зову. Далеко бежать ему не пришлось: Пятый с шиком подкатил прямо к подъезду, самолично напялил на стриженую Тюхину башку второй шлем с черным забралом, усадил приятеля за спину и дал газ.
Они остановились на окраинной улице, которая опоясывала микрорайон, отделяя его от леса, и вот теперь Пятый дал Тюхе возможность в полной мере оценить свое приобретение.
Тюха был именно тем человеком, который мог оценить его в полной мере. Глаза у него горели, а руки, которыми он бережно поглаживал стальные бока мотоцикла и пластиковый обтекатель, заметно дрожали. Тюха был в восторге; он благоговел. На какое-то время он даже потерял дар речи и только по-коровьи вздыхал и цокал языком.