Последние отзывы

  33  

Холодея, Валентин Петрович понял, что угодил в руки какого-то маньяка.

– Ну хватит, – услышал он знакомый голос. – Я же вижу, что ты уже очухался. Давай открывай глаза, у нас мало времени.

Голос был таким уверенным и властным, что Валентин Петрович помимо собственной воли открыл глаза, Он увидел, что лежит на диване в какой-то совершенно незнакомой комнате. Окно было плотно закрыто, но не зашторено, и солнечные лучи беспрепятственно вливались в помещение через пыльное стекло, отчего в комнате было невыносимо жарко и душно.

В двух шагах от дивана стоял старомодный круглый стол с раздвижной крышкой, а на столе, сверкая в солнечных лучах, как огромные бриллианты, красовались, выстроившись в ряд, три бутылки водки со знакомыми этикетками. Здесь была обычная «Русская», местная модификация «Посольской» и гордость Валентина Петровича – фирменный напиток «Русалочьи слезы», название и общий вид этикетки которого он придумал самолично. Рядом с этой выставкой на краешке стола сидел Михаил.

Он больше не улыбался.

– Проснулся? – спросил он. – Тогда приступим.

– Что все это значит? – робко возмутился Валентин Петрович. У него мелькнула мысль о том, что следует закричать, позвать на помощь, но, несмотря на испуг, он сумел сообразить, чем может закончиться для него официальное разбирательство с привлечением экспертов-химиков и профессиональных сыскарей. – Послушайте, юноша, – продолжал он, – не валяйте дурака. Что вы затеяли?

– Дегустацию, – спокойно ответил Михаил, одну за другой откупоривая бутылки.

– Что за дичь? Ничего не понимаю! Если вам нужны деньги…

– Мне не нужны деньги, – перебил его Бакланов. – Мне нужно, чтобы ты отведал своего пойла – понемногу из каждой бутылки, – чтобы было без обмана.

А потом мы поговорим о том, где и чьими руками это пойло производится.

– Я не стану пить, – заявил Макарьев. – И разговаривать с тобой, сопляком, не стану. Ты еще не знаешь, с кем связался!

Бакланов пожал плечами, до краев наполнил «русалочьими слезами» граненый стакан и поднес его к губам Макарьева.

– Пей.

– Не буду!

– Куда ты денешься, – со вздохом сказал Бакланов.

Он поставил стакан на стол, наклонился и вдруг извлек откуда-то блестящую жестяную воронку. Макарьев еще не успел сообразить, что происходит, а его мучитель уже больно защемил ему двумя пальцами нос, перекрывая доступ воздуха. Растерявшись, Макарьев широко открыл рот, судорожно хватая им воздух, и в тот же миг почувствовал, как в рот ему с силой втолкнули воронку.

Придерживая воронку одной рукой, Бакланов, недолго думая, опрокинул в нее полный стакан. Водка закрутилась миниатюрным водоворотом, а потом вдруг вспенилась, пошла пузырями и начала выплескиваться обратно, когда Макарьев, мучительно кашляя и давясь, попытался вытолкнуть ее из горла. Отвратительно воняющая жидкость струями стекала по его щекам и подбородку, пропитывая обивку дивана, пузырями лезла из ноздрей, но Бакланов, внимательно наблюдавший за этим процессом, заметил, что не меньше половины содержимого стакана попало по назначению.

Заслезившиеся глаза Макарьева сразу же осоловели, мокрое от пота и пролитой водки лицо сделалось красным, и только отдавленный Баклановым кончик носа остался белым, как отмороженный.

– С почином тебя, – сказал Бакланов. – Так кто поставляет на рынок эту дрянь?

– Да пошел ты!..

– Ты какую будешь – «Русскую» или «Посольскую»? – спросил Бакланов.

Вместо ответа Макарьев набрал полную грудь воздуха и намертво стиснул зубы. Бакланов покачал головой, снова взял в руку воронку, поднес ее к лицу Макарьева, раздвинул его губы и упер жестяной носик воронки в передние резцы Валентина Петровича.

– Одно из двух, – сказал он, занося над воронкой кулак, – или ты откроешь пасть, или тебе придется закусывать собственными зубами.

Валентин Петрович заплакал. Это было стыдно, но он ничего не мог с собой поделать. Плача, он послушно открыл рот, позволяя вставить в него отдающий железом твердый сосок. Бакланов не глядя протянул назад руку, на ощупь взял со стола бутылку «Посольской» и опрокинул ее над воронкой.

– Я расскажу тебе историю, – сказал он, наблюдая, как Макарьев, плача, даваясь и хрипя, глотает разведенный водой гидролизный спирт. – Две с половиной недели назад моя двоюродная сестра отправилась сюда, в город, на заработки. С тех пор ее никто не видел. Ее зовут Зоя, Зоя Игнатьева. Двадцать два года, лицо круглое, волосы русые, на мочке левого уха родинка". Что скажешь?

  33