С утра Зося прибрала в доме. Нарядилась, чтоб идти в лавку — для торта нужно было запастись пряностями, в которых заключался весь секрет, в свое время открытый ей кондитером Дымбой.
Погода была прелесть. Солнечно и тепло, а воздух — голубой с золотыми искорками.
Зося вышла на крылечко, зажмурилась от апрельского сияния, а когда открыла глаза, удивилась: с козырька свисало, покачиваясь, что-то сверкающее, будто маленький кусочек солнца.
Она шагнула вперед.
Браслет! Золотой! Сам собою парит в пустоте.
Хотела Зося перекреститься, да вовремя заметила, что браслет не парит, а подвешен на ниточке.
Что за чудеса?
Протянула руку — вещица, будто живая, уплыла вверх.
— Ой! — вскрикнула Зося.
Сбежала по ступенькам, задрала голову.
На козырьке крыльца, расставив ноги, сидел офицер-летчик, которого Зося видела в кантине. Он тогда коснулся ее руки и заглянул в глаза. И не сказать, чтоб красавец, но по взгляду и прикосновению, а пуще всего по трепету предательского сердца сразу стало понятно, что ходок, каких нечасто встретишь. Из-за таких вот остроглазых Зося в свое время глупостей и понаделала.
— Ой, — снова сказала она, но уже тише. Офицер держал в руке прутик, с которого и свисал браслет на ниточке.
— Что это вы делаете, пан?
— Ловлю рыбку. Золотую.
А браслет, между прочим, был не просто так — с рубином и, кажется, с алмазной крошкой. Зося ловко, как кошка лапой, цапнула его и поднесла к глазам. Точно, рубин с алмазами!
— Поймал, — объявил опасный блондин и спрыгнул на землю. Да как схватит Зосю за ухо. — Ой, что это у тебя?
— Где?
Она потрогала мочку — в ней откуда ни возьмись появилась сережка, хотя Зося их сегодня и не надевала. Выдернула — тоже рубиновая.
— Я вас видела. Вы недавно у нас, — прошептала Зося. — Вы летун, да?
— Нет, милая. Я волшебник. А второе ушко у тебя есть?
Она послушно повернула голову.
— Смотри-ка, в нем тоже сережка…
Блондин держал ее за ухо, не выпускал. Нежно повернул Зосино лицо, стал к нему наклоняться — не нахально, но очень уверенно.
Проклятое сердце творило с Зосей, что хотело: заставило опустить ресницы и подставить губы, да еще и приподняться на цыпочки. Ум впал в оцепенение. Голова закружилась.
— Не надо, — слабо попросила Зося. — Нехорошо. Потому что…
Но объяснить, почему это нехорошо, не успела — губы уже встретились.
И все завертелось
Эротический механизм Зеппа фон Теофельса был устроен не совсем обычным образом. Можно сказать, совсем необычным. Однако полностью соответствовал общей внутренней логике этого феноменально цельного человека.
Желанность и соблазнительность для Зеппа определялись не физическими параметрами объекта страсти, а одним-единственным условием: любовное слияние должно было приближать гауптмана к поставленной Цели. И чем больше пользы могло произойти от этого, тем сильнее распалялся Теофельс.
Сейчас, например, он прямо-таки пылал вожделением. И видел перед собой не аппетитную бабенку, раскрасневшуюся от буйства жизненных соков, а мясистую тушу «Летающего слона». Ну хорошо, не будем усугублять зоофилию гомосексуализмом — «Летающей слонихи». Зепп накинулся на эту ушастую бело-розовую самку, будто повелитель стада, подмял под себя и устроил такой фейерверк африканской страсти, что бедняжка Зося от благодарности чуть не лишилась чувств. Несмотря на довольно разнообразный опыт общения с мужчинами, таких упоительных восторгов она еще не испытывала.
А ненасытному любовнику мерещилось, что под ним прогибается полотняный фюзеляж, трещат распластанные крылья и во все стороны летят выдранные с мясом гайки.
— Тебе тоже так хорошо? — со счастливым смехом пролепетала женщина, когда чудо-кавалер замотал головой и издал торжествующий рев.
А это Зепп трубил по-слоновьи. Он взял Зосю за виски, потерся о ее носик своим — нет не носом, а хоботом.
Она снова захихикала.
— Ты самый лучший мужчина на свете!
Потом, как и положено, неверную невесту охватили муки раскаяния.
— Я плохая. У меня жених, а я лежу с другим мужчиной.
— Любишь его? — лениво поинтересовался Зепп.
— Совсем нет. Но он порядочный человек. И обещал жениться. Ты ведь на мне не женишься?
Он покачал головой.