Я спросила его, на сколько только могла тактично, зачем он приехал ко мне.
— Я хотел спросить тебя о кое-чем. Я один раз встречался с твоим мужем. Тебя не было дома, ты работала или что-то еще. Он был здесь один. Его звали Джефф?
— Да.
— Я хотел узнать… — Билл нерешительно замолчал. — Ты мне можешь сказать, почему он покончил с собой?
— Подобные вещи всегда обусловлены множеством факторов.
Я села за стол, лицом к нему.
— Я знаю, что он был влюблен в мою мать.
— Taк ты знаешь это!
— Да, мне сказала Кирстен. Это была главная причина?
— Возможно.
— А какие были другие причины?
Я молчала.
— Можешь сказать мне одну вещь, — продолжил Билл, — одну личную вещь? У него были психические нарушения?
— Он проходил курс терапии. Но не интенсивной.
— Я думал об этом. Он был зол на своего отца из-за Кирстен. Подобное бывает часто. Понимаешь, когда лежишь в больнице — в психиатрической, — то знаешь множество людей, пытавшихся покончить с собой. Их запястья все исполосованы. Их всегда можно определить по этому признаку. Лучше всего, если делаешь это, резать руку вдоль вен. — Он показал мне на своей обнаженной руке. — Ошибка большинства людей заключается в том, что они режут вены поперек, над запястьем. У нас был один парень, он располосовал себе руку где-то на семь… — он замер, вычисляя, — возможно, с четвертью дюймов. Но они все равно смогли это зашить. Он лежал уже много месяцев. Как-то он сказал на групповой психотерапии, что все, чего он хочет так это быть парой глаз на стене, чтобы он мог видеть всех, но его при этом никто не видел бы. Быть всего лишь наблюдателем, а не участником происходящего. Только смотреть и слушать. Для этого ему пришлось бы стать и парой ушей.
Хоть убей, я не знала, что сказать.
— Параноики боятся, когда на них смотрят, — продолжил Билл. — Так что невидимость весьма важна для них. Там была одна леди, она не могла есть перед кем-либо. Она всегда уносила свой поднос к себе в комнату. Думаю, она считала принятие пищи отвратительным. — Он улыбнулся.
Мне удалось улыбнуться в ответ.
Как странно все это, подумала я. Сверхъестественная беседа, как будто бы ее и нет на самом деле.
— Джефф и вправду был настроен враждебно, — снова заговорил он. — И по отношению к отцу, и к Кирстен, а может, и к тебе, хотя это вряд ли. По отношению к тебе, я имею в виду. Мы говорили о тебе в тот день, когда я заходил. Не помню, когда это было. У меня был двухдневный отпуск. Тогда я тоже доехал автостопом. Это не так уж и сложно, ездить автостопом. Меня подобрал грузовик, хотя на нем и был вывешен знак «Перевозка пассажиров запрещена». Он вез какие-то химикаты, но не токсичные. Если они перевозят огнеопасные или токсичные вещества, то не подберут тебя, потому что, если случится авария и ты погибнешь или отравишься, это может стоить им страховки.
И снова я не знала, что сказать, поэтому лишь кивнула.
— По закону, в случае аварии, в результате которой автостопщик получает ранения или погибает, предполагается, что он поехал на свой страх и риск. Он пошел на риск. Поэтому, если ты путешествуешь автостопом и что-то происходит ты не можешь подать в суд. Таков закон в Калифорнии. Я не знаю, как в других штатах.
— Да, — нашлась я наконец. — Джефф был очень разгневан на Тима.
— Ты злишься на мою мать?
Поразмыслив какое-то время, я ответила:
— Да. Злюсь.
— Почему? Это не было ее виной. Всякий раз, когда человек совершает самоубийство, он должен брать всю ответственность на себя. Мы научились этому. В больнице многому учишься. Узнаешь кучу вещей, которые люди снаружи никогда не узнают. В действительности это ускоренный курс обучения, являющийся полным, — он развел руками, — парадоксом. Ведь люди там находятся потому, что предположительно не воспринимают действительность, и они попадают в больницу, в психиатрическую больницу, вроде государственной в Напе, и им внезапно приходится сталкиваться со много большей действительностью, нежели когда-либо приходится другим. И у них это получается очень неплохо. Я сталкивался со случаями, за которые испытывал чувство гордости, когда одни пациенты помогали другим. Однажды та леди — ей было около пятидесяти — спросила у меня: «Я могу тебе доверять?» Она заставила меня пообещать никому не рассказывать. Я обещал. Тогда она сказала: «Я собираюсь покончить с собой этой ночью». Она мне рассказала, как собирается сделать это. Наше отделение не запиралось. Ее машина стояла на автостоянке, и у нее был ключ зажигания, о котором они не знали. Они — персонал — думали, что забрали у нее все ключи, но этот она утаила. И вот я думал, что же мне делать. Рассказать доктору Гутману? Он заведовал отделением. В конце концов я прокрался на автостоянку — а я знал, какая машина была ее — и вытащил провод высокого напряжения, который идет… А, тебе это вряд ли что скажет. Который идет от катушки зажигания к распределителю. Без этого провода двигатель запустить нельзя. Вытащить его легко. Когда оставляешь машину в каком-нибудь подозрительном месте и опасаешься, что ее угонят, то можно вынуть этот провод. Это действительно нетрудно. Она заводила машину, пока не сел аккумулятор, и тогда она вернулась. Она была в ярости, но потом поблагодарила меня. — Какое-то время он размышлял, а затем сказал, скорее самому себе: — Она хотела врезаться в движущуюся машину на мосту Бейбридж. Так что я спас и его, другого водителя. А это мог быть и «универсал» с кучей детей.