– Господи, что это? – наконец вернулся дар речи к Марине Дмитриевне.
– Мужик ряженый, трансвестит, – объяснила я.
– То-то я и смотрю, неужели, думаю, женщина могла дойти до такой степени бесстыдства! Ужас, что у вас в Москве делается!
Тут подошел двухэтажный автобус-экспресс, и пассажиры потянулись на посадку. Красавец-красотка закинул на плечо сумку, отчего и так короткое одеяние задралось еще выше, почти полностью открывая зад, и прошествовал к автобусу, кокетливо поводя круглыми ягодицами, расчерченными ромбиками колготочной сетки. Перепонка от стрингов спряталась между ягодицами, и задница трансвестита выглядела голой. Ну что же, ему есть на что искать приключения. За спиной у ряженого образовалась пустота: внутри проверяли билеты, отчего пассажирам приходилось какое-то время стоять друг за другом на лестнице, ведущей в салон, и никому не хотелось забираться в высокий автобус, уткнувшись носом в голую задницу.
«Московский ужас» поднялся в автобус, следом вошли мы с Мариной Дмитриевной. Моя подопечная предъявила билет девушке-проводнице, которая сидела на подлокотнике перед входом, уставившись перед собой малоосмысленным взглядом.
– Девушка, а в какой стороне двадцать восьмое место? – спросила я.
– Там, – неопределенно махнула рукой девушка, глядя на рыжую хвостатую голову трансвестита. – Господи, боже мой, что же это делается, а? – спросила она сама у себя, а я, убедившись, что Марина Дмитриевна благополучно села далеко от дивы, вышла из автобуса. И даже помахала ладошкой, провожая.
Автобус уехал, и тут меня, что называется, «пробило». Мама дорогая, а ведь это знак мне был. Иллюстрация «сверхогламуренности». Пародия на суперкрасоту. Тоже ведь вылупилась откуда-то бабочка. То есть мотылек. Порхает вон, сверкая голой задницей и потряхивая мошонкой. Все, хватит! Побыла красоткой на одну ночку и успокойся. Считай, это было тебе прощальное приключение перед тем, как за Виктора замуж выйти...
И тут до меня дошло, отчего мне так плохо-то. Кажется, я не пойду ни за кого замуж. Прошлая ночь меня перевернула так, что все мои уговоры и договоры себя с собой про обустройство личной жизни с сопутствующими выгодами в виде семьи, стабильности и московской прописки растаяли.
Я поняла, что мне нужно немедленно поговорить с Виктором, и поспешила в метро. Толпа у края платформы начала группироваться, подгадывая, где остановятся вагоны, чтобы быстрее войти внутрь. Я за три с лишним месяца жизни в Москве и катания на метро тоже уже усвоила эту науку. Поезда тормозят у каких-то своих отметок, и двери всегда открываются в одном и том же месте. И если посмотреть под ноги, то там, где народ входит и выходит, на платформе темные дорожки. Я встала возле такой дорожки и угадала: двери приглашающе распахнулись прямо передо мной. Я вошла и села.
Вагон метро грохотал по перегонам, а я все отчетливее понимала, что пропала. Просто переспать у меня не получилось. Кажется, я умудрилась влюбиться в Петра. А он? Может быть, и для него все было больше чем эпизод? Не знаю, не знаю. На маму его похожа... С мамами так себя не ведут. А что же теперь с Витькой-то делать? Как теперь ему объяснить, что не смогу я себя заставить с ним жить? Даже ради внятных перспектив и вожделенной московской прописки. Не смогу. Теперь – не смогу.
Я подъезжала к «Таганской», когда зазвонил мобильник.
– Слушай, Лариска, что происходит? Ты сейчас где? – спросила Аленка.
Сквозь грохот вагона было едва слышно.
– Еду на «Планерную» к Виктору.
– А чего в такую рань?
– С утра пришлось в Выхино на автовокзал съездить, тетеньку одну проводить. Заодно был повод задуматься о пределах женской красоты и гламура.
– Они беспредельны. Слушай, а ты вчера что, не одна с презентации уехала?
– Почему ты так решила?
– Что за еврейская манера отвечать вопросом на вопрос! Так одна или нет?
– Ну, не одна. Меня подвезли.
– Кто подвез?
– Алена, ну какая тебе разница? Ты его все равно не знаешь.
Рассказывать про Петра не хотелось. Во-первых, чтобы ей рану не бередить, во-вторых – себе душу и сердце. Да и вагон метро не место для признаний.
– Ты уверена, что не знаю? – с подозрением спросила Аленка.
– Уверена, – почти не соврала я.
В конце концов, то почти чудовище, о каком мне рассказывала Алена, имело мало общего с мужчиной, с которым я встретилась в Тунисе и провела ночь в Москве.