Погоня завершилась неожиданно. Сворачивая с Сущевского вала на Шереметьевскую, Илларион прижался к бордюру, и тут из-за полосы декоративного кустарника выскочила рыжая, по уши забрызганная грязью собачонка и пулей метнулась через дорогу, даже не подумав остановиться. Забродов машинально ударил по тормозам, колеса «лендровера» угодили на ледяную проплешину, машину занесло, развернуло поперек дороги, протащило юзом несколько метров, и она с грохотом и лязгом впечаталась в борт мебельного фургона.
Илларион ударился головой о дверцу. В глазах у него потемнело, но он последним усилием воли вцепился в ускользающий, крошащийся край реальности и не потерял сознание. Черная кисея, занавесившая мир, стала быстро редеть и наконец рассеялась совсем. Мир снова обрел цвет и звук, словно включился телевизор.
Первым делом Илларион увидел грязную рыжую собачонку, деловито семенившую по тротуару на противоположной стороне улицы, и только после этого услышал встревоженные голоса, над которыми реял матерный вопль водителя фургона, и разглядел мутно-красное пятно на стекле слева. Он потрогал ноющий висок и взглянул на пальцы. Пальцы были в крови.
«Старею», — подумал Забродов, снова запуская заглохший двигатель.
Водитель фургона, подскочив слева, зло рванул на себя дверцу — судя по всему, ему было что сказать лихачу, помявшему казенный автомобиль. Илларион сунул руку за пазуху и ткнул водителю мятый ком денежных бумажек.
— Извини, приятель, — сказал он, выжимая сцепление, — я сегодня тороплюсь.
— Торопится он! — возмущенно завопил водитель, ловко пряча деньги в карман. — Вот менты приедут, они разберутся, куда ты торопишься!
Он схватил Забродова за рукав и потащил из машины.
— Это ты зря, — сказал Илларион.
Водитель коротко охнул и сел на асфальт. Лицо у него было удивленное: он никак не мог понять, что с ним произошло. Боли не было, но вот ноги почему-то не держали, словно из них вдруг начисто исчезли кости.
Дверца «лендровера» с лязгом захлопнулась, мощный двигатель взревел, машина со скрежетом отцепилась от борта хлебного фургона, по асфальту, дребезжа, запрыгала какая-то отлетевшая железка, успевшая набежать жиденькая толпа зевак испуганно шарахнулась в стороны, и зеленый внедорожник устремился в погоню — искать ветра в поле.
* * *
Игорь Тарасов плохо запомнил эту гонку; слепая ярость застилала глаза, нога прикипела к педали газа, и только удача, которая всегда сопутствует влюбленным, пьяным и сумасшедшим, уберегла его от смерти среди сплющенных обломков автомобиля.
Где-то на полпути гнавшийся за ним «лендровер» отстал. Тарасов испытал короткий укол сожаления.
Все можно было сделать по-другому, мирно, и, уж во всяком случае, без этой киношной погони, но внутри у него словно включился гигантский насос, нагнетавший под диафрагму сосущий вакуум. Этот вакуум требовал заполнения, и единственным, что могло заполнить эту холодную пустоту внутри, было немедленное энергичное действие. А Забродов… Что ж, Забродов как-нибудь выпутается. В конце концов, он сотни раз выпутывался из ситуаций пострашнее, чем тривиальная дорожная авария.
Он поехал немного медленнее и несколько раз без нужды свернул в боковые улицы, проверяя, не возобновилась ли погоня. Позади было чисто, и, в последний раз обогнув квартал, Тарасов направил машину туда, где его ждали меньше всего. Он вынул из кармана сигареты и содрогнулся от гнева и отвращения, когда пальцы нащупали на дне кармана медный цилиндрик зажигалки.
Он еще не знал, что будет делать, но понимал одно, прежняя жизнь кончилась, и теперь ему придется как-то привыкать ко многим вещам, которые раньше находились за гранью восприятия.
Еще ему было жаль Татьяну.
Он выбросил так и не прикуренную сигарету в окошко и снова увеличил скорость. Недооценивать Забродова нельзя: даже потеряв способность передвигаться, он вполне мог направить по его следам милицию, так что нужно было поторапливаться. Уж чего-чего, а улик против Игоря Тарасова у милиции было предостаточно. Он подумал, а не выкинуть ли ему зажигалку, но решил, что она еще может ему пригодиться. В любом случае, эта игрушка была лишь дополнительным штрихом в имевшей завершенный вид картине. Выбросить ее означало действовать инстинктивно, под влиянием первого испуга, а это было именно то, от чего в незапамятные времена предостерегал их, зеленых новобранцев, инструктор учебного центра спецназа ГРУ Илларион Забродов.