Последние отзывы

  30  

Глаза его стали не правдоподобно круглыми от боли.

«Убьет», — подумала Татьяна и с яростью доведенного до последней черты человека бросилась в атаку.

— Убирайся из моего дома, пьяная свинья! — каким-то не своим голосом закричала она и, подскочив к Вагину, изо всех сил толкнула его в грудь обеими руками.

Вагин пошатнулся, отступил на шаг и, споткнувшись о журнальный столик, тяжело рухнул на него всем своим весом. Столик устоял — Вагин не был крупным мужчиной, — но вот чашка с кофе, сахарница и вазочка с печеньем разлетелись во все стороны, по дороге щедро рассеивая вокруг свое содержимое. Блестящая металлическая фляга, бренча, откатилась под шкаф.

Татьяна метнулась вправо и не глядя, словно тысячи раз репетировала эту сцену, выбросила в сторону руку.

Рука безошибочно сомкнулась на рукоятке кинжала.

Это тоже был подарок Игоря — выполненная вручную незатейливая чеканка, представлявшая собой переплетение медных лепестков и завитушек. Игорь купил эту поделку местных ремесленников на каком-то восточном базаре, возвращаясь из Афганистана, и подарил Татьяне. Кинжалы пылились на стене много лет, и Татьяна была уверена, что им суждено провисеть нетронутыми до самой ее смерти.

Кинжал, который она держала в руке, был просто топорно выполненным муляжом с тупыми, как край школьной линейки, режущими кромками. В то же время это был длинный и прочный, заостренный на конце кусок стали с удобной рукояткой, по форме напоминающий наконечник копья — им нельзя было отрезать кусок колбасы, но вполне можно было проткнуть человека. Пока Татьяна раздумывала, что ей теперь делать с этой железкой, тело решило все за нее, и в следующее мгновение она обнаружила себя рядом с журнальным столиком, на котором лежал не успевший сообразить, что произошло, Вагин. Ее левое колено упиралось в его грудь, а острие кинжала касалось кожи Виктора как раз там, где под ней мерно пульсировала сонная артерия. Стоять в такой позе было довольно неудобно, чертова мини-юбка совсем задралась, но сейчас Татьяне было наплевать на приличия, поскольку вообразить более неприличную ситуацию было трудно.

— Повторяю, — сказала она, сдувая со лба упавшую прядь, — пошел вон, мерзавец. И чтобы больше я тебя не видела. Захочешь извиниться — позвони по телефону. Но только один раз. Будешь надоедать — скажу Игорю, он из тебя мозги вышибет.

Губы у нее почему-то слипались, и, проведя по ним левой ладонью, она с отвращением увидела на пальцах кровь. Это, вне всякого сомнения, была кровь Вагина, и ее чуть не стошнило.

— Пошел вон, — сдавленным голосом повторила она, убирая с его груди колено и отступая в сторону.

Вагин с трудом сел, а затем и поднялся на ноги, продолжая придерживать пострадавшие места: Ладонь, которую он прижимал ко рту, была вся в крови. Не сводя с Татьяны потемневших глаз, он боком выдвинулся в прихожую, и через мгновение там хлопнула дверь.

Татьяна аккуратно, без стука положила кинжал на журнальный столик и опрометью бросилась в туалет.

Там ее, наконец-то, стошнило, после чего она битый час чистила зубы, мыла с мылом рот и полоскала его оставшейся в холодильнике с незапамятных времен водкой. Когда кожу вокруг губ начало щипать, она завернула кран и долго терла рот махровым полотенцем.

Взглянув после этого в зеркало, она обнаружила там растрепанную ведьму с фиолетовыми кругами под глазами, бледными щеками и большим красным пятном вокруг растертого чуть ли не до крови рта. Татьяна почувствовала, что ее распирает неудержимый хохот, и поспешно глотнула из бутылки, все еще стоявшей на крышке стиральной машины. Водка обожгла пищевод, заставив ее мучительно закашляться, но истерика отступила.

Татьяна направилась обратно в комнату, имея в голове совершенно определенный план: сначала навести там идеальный порядок, а потом упасть лицом вниз на диван и реветь до полного обезвоживания организма, — но тут стоявший на полочке в прихожей телефон вдруг ожил, разразившись пронзительной трелью.

* * *

— У меня все, — сказал главный редактор. — Да, еще одно… Ты слушаешь?

— Слушаю, — повторил он механически.

— Удачи тебе.

— Что ж, спасибо, шеф.

Главный редактор сказал еще что-то, но Андрей Кареев уже повесил трубку и вышел из телефонной будки. Новый Арбат сразу навалился на него со всех сторон, оглушив ревом и звоном, дохнув в лицо жаром нагретого за день асфальта и удушливой вонью выхлопных газов, ослепив яростными солнечными бликами, горевшими на хромированных бамперах и лобовых стеклах. Кареев вынул из кармана сигареты и закурил, чиркнув непривычно большим колесиком архаичной медной зажигалки, сделанной из пулеметной гильзы. Зажигалка была самая настоящая, времен Второй мировой, и служила предметом завистливых насмешек коллег. Он обнаружил ее, разбирая вещи деда, собственноручно отладил и очень ею гордился. Воспоминание о том, как он хвастался зажигалкой в редакции, вызвало на лице Кареева бледную тень улыбки: оказывается, было время, когда он мог отвлекаться на подобные мелочи и даже испытывать по этому поводу какие-то эмоции. Теперь в это верилось с большим трудом.

  30