— Всяко бывает, — сочувственно сказал ему Муха. — Не повезло тебе, капитан.
Нагаев вдруг улыбнулся. Муха выпучил на него глаза, и тут огромный кулак капитана стремительно рванулся вперед, почти невидимый, как пушечное ядро в полете, и с отчетливым хрустом вонзился Мухе в подбородок. Серенький ноябрьский свет погас моментально, словно кто-то повернул выключатель, и бывший спецназовец Муха мешком повалился на руки капитану Нагаеву.
Глава 9
Главный редактор запустил руку в карман своего просторного, лет десять назад считавшегося верхом роскоши кожаного плаща и выудил оттуда пачку самого что ни на есть плебейского «беломора». Андрей терпеливо переждал процесс размягчения, продувания и обстукивания папиросы до приемлемой консистенции, со сдержанным интересом проследил за сложными манипуляциями, которые его бывший шеф проделывал с мундштуком, и лишь после этого чиркнул колесиком своей знаменитой зажигалки и поднес старику огоньку.
Шеф раскурил папиросу, сосредоточенно кося одним глазом в принесенную Андреем рукопись статьи, а другим разглядывая зажигалку.
— Не потерял, — ворчливо заметил он. — Слонялся черт знает где столько времени, а зажигалку не потерял.
— Талисман, — сказал Андрей, пряча зажигалку в карман.
— Талисман, — все так же ворчливо повторил главный редактор и, отложив в сторону рукопись, отхлебнул кофе.
— Не бережете вы себя, шеф, — заметил Андрей. — Курить снова начали, кофеек… третья чашка подряд, между прочим. И это при вашем здоровье.
— Тебе сообщить, какой у меня стул? — сварливо спросил главный редактор.
— Сам знаю, — без тени улыбки ответил Кареев. — Полумягкий, образца тысяча девятьсот восемьдесят пятого года. Перестроечный раритет. Тем не менее, сердце поберечь все-таки не мешало бы.
— Золотые твои слова, — неожиданно легко согласился главный. Моторчик совсем износился, есть такое дело. Заботливый ты парень, Андрюша. И всегда таким был. Что ни материал — ну, ей-богу, чистый валидол.
Особенно вот этот, — он похлопал узловатой стариковской ладонью по тонкой стопке бумаги, лежавшей перед ним на белой в красную клетку скатерти. — А знаешь, — с внезапным воодушевлением продолжал он, — как в старину понижали артериальное давление?
Кареев вздохнул и потупился.
— Вижу, что знаешь, — проворчал шеф. — Мальчик образованный, начитанный, во всем тексте ни одной орфографической ошибки. Так как? Молчишь? Тогда я тебе скажу. Кровь они пускали, наши пращуры. Причем по любому поводу и где угодно, вплоть до парикмахерских.
Полоснул ланцетом по вене, и все в порядке. А для крови подставляли медный тазик, потому что, во-первых, были большие эстеты, а во-вторых, с алюминием у них тогда было туго. Вот только не знаю, что они потом с кровью делали. Может быть, кровяную колбасу?
— Простите, шеф, — чуть слышно произнес Кареев. — Просто больше мне не к кому было обратиться. Я хотел пойти в милицию, но вдруг испугался. Откуда мне знать, на кого работает тот долдон в пуговицах, которому я все это расскажу?
— Ага, — удовлетворенно кивнул главный редактор, энергично раскуривая вздумавшую было погаснуть папиросу. — Значит, остатки здравого смысла и инстинкта самосохранения и у тебя все-таки есть. О человеколюбии в данной ситуации говорить просто смешно.
— Но ведь…
— Ти-хо! Сейчас я говорю! — Шеф щелчком сбил пепел с папиросы в лужицу пролитого кофе на блюдце и привычным жестом поправил вечно сползающие очки. — Я понимаю, что именно человеколюбие выдрало тебя из твоей норы и погнало обратно в Москву… запоздалый приступ человеколюбия, я бы сказал. Мне хорошо знакомы способы, при помощи которых можно сломать любого человека, так что не надо оправдываться. Тем более, что ты ни в чем не виноват. Это я, старый трусливый болван, прогнал тебя тогда, даже не выслушав. Мы могли попытаться все это предотвратить, а теперь… что ж, теперь мы можем только мстить… Попробовать отомстить, точнее. Но ты понимаешь хотя бы, чем все это может кончиться для тебя лично?
— Да, — ответил Андрей. — Как закрою глаза, так и вижу эту штуковину. Здоровенный такой, с глушителем, с приставным прикладом и оптическим прицелом…
Мне сказали, что сорок пятого калибра.
— Большая получится дырка, — задумчиво сказал шеф.
— Я подсчитал, — живо откликнулся Кареев. — Больше одиннадцати миллиметров.