.
Очередная сказка о Золушке 
63 
– Ты смел дотронуться до нее? – с жаром выдохнул Машков, бледнея.
– Ага, и двумя руками! – Ермак поднес руки к лицу. – Ее груди как раз под мои ладони подходят – упругие и на ощупь бархатистые…
– Мне придется убить тебя, Ермак, – задыхаясь, произнес Машков. – И если это правда, я так и сделаю!
– Уж я-то не вру! – выкрикнул Ермак. – Я обнимал Марьянушку, когда в меня стрела угодила! Ты подумай, подумай, пораскинь мозгами, дурень! Разве попала бы мне в руку стрела, коли б грудь открыта была?
– Не смей называть ее Марьянушкой! – выдохнул Машков. Голова пылала, словно в горячке, жаркие волны накатывали на него. – Она – моя женщина!
– Под смердящей конской попоной! В степной траве! Так крысы снюхиваются! Да она дворца царского заслуживает… и в Кучумов дворец в Сибире я на руках ее внесу и на золотое ложе уложу! А отец Вакула обвенчает нас…
– Да она скорее умрет! – презрительно хмыкнул Машков, удивляясь, как он еще говорить-то может.
– Она – твоя добыча, ты сам говорил об этом. Ты спас ее из пылающего селища, да! – Ермак огляделся по сторонам. Они стояли на берегу Тобола, внизу на реке покачивались лодки и плоты, охраняемые казаками. – Сколько мы с тобой знакомы, а, Иван Матвеевич? – внезапно спросил Ермак.
– Лет двенадцать али все пятнадцать, не помню уже.
Он неторопливо шел за Ермаком. Атаман подошел к поваленному пню, порылся в кармане и вытащил игральные кости. Машков только плечами пожал.
– Мы всегда были друзьями, а когда добыча была слишком велика, что мы с тобой делали? Ну, скажи-ка, Ваня… – Ермак бросил кости на пень. – Вот и сейчас мы с тобой из-за добычи сцепились, друже.
– Марьянка не золотая чаша и не сверток шелка! – Машков небрежно смахнул кости в сторону.
– Да мы с тобой точно так трижды из-за ногайских княжон рядились, аль не помнишь, Ванюша? На Каспии то было… и ты, пес, всегда выигрывал! Я, что ль, сопротивлялся тому тогда? Честная добыча – честная победа! Машков, где твоя честь казачья?
– Марьяна не приз для игры в кости! – закричал Иван. – Я люблю ее! Она – жизнь моя!
– Вот, поэтому я и посоветовал тебе в бою сгинуть!
Они молчали, поглядывая на Тобол, переливавшийся блеском драгоценным в лучах солнышка майского, да на лодчонку с казаками, ставившими сеть на рыбу. Рыбы в Тоболе было столько, что ловить ее можно было так же легко, как ложкой из похлебки.
– Неужели Сибирь никогда покорена не будет только потому, что мы друг друга поубивать готовы, а, Машков? – спросил, наконец, Ермак. – Неужто краса-девица помешает тому, чтоб Россия державой богатейшей в мире сделалась?
– А чего ж меня-то спрашиваешь? Кто на себя Марьянку, как попону, перетянуть удумал?
– А кто ее всеми силами сохранить хочет, хотя атаману самая лучшая добыча положена?
– Она давно уж не добыча! – закричал Машков.
– Она была ею, а ты обманул меня! Вокруг пальца обвел!
Было понятно, что спорить так можно бесконечно. Лучшим выходом было выхватить сабли из ножен и сойтись в поединке. Сильнейший всегда прав… такая вот фатальная вечная мудрость.
Однако от соблазна битвы Ермак с Машковым как раз и удержались. Они слишком хорошо знали друг друга, ведали про все хитрости и заранее могли предугадать, на какую пакость в бою сабельном способен соперник.
– Десять тысяч целковых! – помолчав, предложил Ермак. Машков даже вздрогнул.
– С ума совсем спятил, да, Ермак Тимофеевич?
– Десять тысяч целковых! Они у Строгановых в Орельце на хранении лежат!
– Да владей ты богатствами всего мира, все равно Марьянку не купишь, – твердо отказался Машков.
– Вдобавок тысячу шкурок собольих и две тысячи шкур чернобурой лисы!
– Да хоть всю Мангазею предложи, небо звездное и солнце в придачу… я Марьянку не продам!
– И тысячу волчьих шкур! Пять сотен бобров!
– Да пообещай мне Бог блаженство райское, я бы все равно отказался ради коротенькой жизни с Марьянкой в дыре земляной!
– Коротенькая жизнь. И дыра земляная! – Ермак оглядел Машкова исподлобья. «Холодный, змеиный взгляд», – вновь подумал Машков. – И то, и другое у тебя будет, Ваня. Подумай еще…
Ермак наклонился, собрал кости, спрятал в карман и пошел к реке.
И только благодаря косвенному вмешательству Вакулы Васильевича Кулакова смог развязать Машков порочный этот, почти гордиев узел. Священник казачий во многом был человеком пренеприятнейшим, и богохульник, и сподличать мог, но дружбу не предавал. А Машков был ему другом, даже если и лупцевали они друг друга чуть ли не каждый божий день. Одно другого ж не исключает…
63 
