Вторая была постарше, лет двадцати пяти, и отличалась на редкость пышными формами. Такой ударь по заднице — заколышется вся, как студень, и еще минут пять трястись будет. Может, не очень эстетично для кино или для рекламы, но для любителя в самый раз — особенно для такого, как Мирзоев.
В движениях третьей барышни чувствовалась уверенность, во взгляде читалось умение и искушенность. Светло-каштановые волосы, стянутые лентой, болтались за спиной конским хвостом толщиной в руку. Лицо этой женщины ничего не говорило о ее занятиях. Можно было понять по нему только одно: что она достаточно умна и осмотрительна.
А вот четвертую Тахир наверняка подбирал сообразно своему вкусу. Ей было явно за сорок, в меру подержанное тело обещало массу удовольствий, причем совсем не утомительных для подорванного изнурительной работой мужчины. Глаза Мирзоева тут же заблестели. Женщины выстроились в ряд и, словно по команде, каждая из них поставила правую ногу на нижнюю ступеньку лежанки.
— Злата, Вожена, Милана, Катя, — представились они от самой младшей до самой старшей — Вас поразвлечь, мальчики?
Девицы говорили по-русски, и это очень удивило Мирзу.
— Так вы из России?
— Нет, из Белграда… А русский знаем потому, что у нас русский сутик…
— Кто?
— Ну, сутенер, — недовольно поморщилась Вожена.
Вскоре и Мирзоев, и Тахир уже забыли о жаре, забыли о делах. Каждый из них сидел в обнимку с двумя женщинами, а те, как могли, ублажали своих подопечных.
Они были прекрасно обучены своему ремеслу и никто из них не спешил ведь главное удовольствие не в самом наслаждении, а в его достижении.
Все пошло своим чередом, как и бывает в таких ситуациях…
Глава 12
Вспоминая слежку за домом Мирзы, Сергей никак не мог избавиться от странного чувства. С одной стороны, тот факт, что этот негодяй наконец-то найден, что теперь он вряд ли сможет скрыться от возмездия, согревал душу и сердце, но с другой, если подумать… Ведь он своими глазами видел мирзоевских детей, которые ни в чем не виноваты: он отчетливо запомнил тех мальчиков, выходивших из зеленой машины.
Сидя в небольшом ресторанчике, Сергей посматривал на одиноких прохожих за огромным окном, пытался успокоиться, говоря себе, что смерть Мирзоева справедливое возмездие за смерти многих ни в чем не повинных людей, — что у тех бизнесменов, которых он, Мирза, приговорил к смерти, тоже были дети…
Однако и это почему-то не помогало.
Тогда Сергей попытался вызывать в себе чувство искусственной злобы — он вспомнил, как те черные в Русановке хотели изнасиловать Вику…
При одной мысли о том, что его невеста могла попасть в грязные лапы людей Мирзоева, кровь забурлила в жилах Никитина. Он с такой силой сжал пластмассовый стаканчик с салфетками, что тот сразу же треснул.
— Сука. — прошептал Никитин, поднимаясь из-за стола, — ничего, теперь ты от меня не укроешься.
И, бросив ненужный стаканчик в бак для мусора, быстро расплатился с официантом и направился в сторону своего серебристого «порше»…
* * *
Самид Мирзоев громко храпел, разметавшись в просторной постели. Одеяло сползло на пол, обнажив жирные телеса кавказца. Без дорогого костюма, модной прически и шикарного лимузина он был похож на откормленного поросенка, любимца неизбалованных зрелищами деревенских детишек Тишину комнаты нарушила мелодичная трель телефонного аппарата — Мирза не просыпался После десятого звонка в комнату вошла блондинка в накинутом на плечи полупрозрачном пеньюаре. Расплывшаяся косметика, мешки под глазами, потухший взгляд свидетельствовали о вечерней пьянке.
Девица, поморщившись, словно бы всю ночь пила не двойной бурбон, а уксус, подошла к телефону.
На другом конце провода кто-то настойчиво добивался Мирзоева.
Блондинка, прикрыв ладонью мембрану трубки, вопросительно взглянула на своего спящего хозяина.
— Тебя…
— М-м-м-м… — послышалось с кровати.
— Мирзойчик, вставай, — она что было сил трясла его за плечо, пытаясь разбудить.
— М-м-м-м…
— Ну Мирза…
— Иди ты на…
— К телефону…
— Спроси — кто?
— Кто? — послушно поинтересовалась девица.
— Я буду говорить только с Мирзой, — послышалось из трубки.
Наконец ее усилия увенчались успехом, Мирзоев, стряхнув с себя остатки сна, потер виски.
— Ну что тебе?