— Это где ж так угораздило?
— Шел на обгон и впаялся в задние колеса фуры, — пояснил Сергей, — а водила грузовика даже не остановился. Бывает.
— А кто был виноват? — спросил лейтенант.
— Я, конечно. Да если бы и он, что толку, номера все равно не заметил.
— Претензий, значит, ни к кому нет? — продолжал интересоваться гаишник.
— Только к себе, — вздохнул Писарь, разведя руками в стороны.
— Тогда ладно, — удовлетворенный ответом, инспектор сел за руль желто-синих «Жигулей» и быстро покинул место происшествия.
Вернувшись на поляну, друзья увидели, как подсвечивая фонарем, Карпуха любовно осматривал результаты творчества, при этом приговаривая:
— Извини, «петушок», слегка кривовато вышло, но я ж не Рембрандт, а тебе не в Эрмитаже висеть. А в общем, ничего. На зоне оценят.
Лысый только рассмеялся, а затем одобрительно заметил:
— Молодец, Пикассо. Не знал, что в тебе скрыт такой талант. Я раньше думал, что ты только баб трахать умеешь да, нажравшись, лохов в кабаке гонять.
— Видишь, какая тебе честь, — сказал Сергей, обернувшись к Ботве, — еще целка, а уже «король всех мастей». Вздернуть бы тебя, да с покойника какой спрос, а так, если у тебя есть, конечно, хоть капля гордости, ты и сам повесишься.
Новоиспеченный педераст ничего не ответил. Оставив пидаров-новичков в лесу, все вышли на дорогу.
Сопко обратился к Никитину:
— Ну что, поехали? Только не знаю, что с твоей тачкой делать?
— Это мелочь, хотя и досадная, — отозвался тот, — главное вот что…
Сергей открыл капот автомобиля и снял клеммы с аккумулятора.
Все настолько были удивлены его действиями, что никто не догадался помочь.
Отвинтив пробки, он аккуратно выливал на землю электролит. Покончив с этим, он спросил — Молоток есть?
— Ну, Писарь, ты даешь, — удивленно процедил Сопко, тупо уставившись на приятеля.
— Молоток, говорю, дай, — повторил Сергей свою просьбу.
— Правильно, раздолбай его, — указывая на аккумулятор, засмеялся Сопко, — чтоб врагам не достался.
Так и не дождавшись молотка, Никитин высоко приподняв корпус батареи, с силой грохнул его оземь. Пластмаса треснула, однако не обнажила своего содержимого.
— Свинец плавить будет, — пошутил кто-то — На грузила…
Тогда Сергей, не обращая внимания на реплику, повторил попытку. Лишь после третьего удара в сторону разлетелись осколки блестящей «кроны», и на асфальте появилась груда синих банкнот В воздухе повисла долгая пауза никто так и не смог должным образом отреагировать.
Первым ее нарушил сам Сергей:
— Сумка есть?
Несколько человек стремглав метнулись к машинам. Первым вернулся Карпуха с огромной спортивной сумкой. Высыпав содержимое на дорогу, он протянул ее Никитину.
Аккуратно сложив деньги и застегнув молнию, Сергей повесил сумку себе на плечо, бросив на ходу:
— Поехали.
Глава 14
Пока Никитин занимался Мирзой в Берлине, парни в Крыму тоже не дремали — почти месяц люди Тягуна, сбиваясь с ног, искали концы, через которые можно было зацепиться за мирзоевских головорезов.
Тягуновцы показали такой профессионализм, которому бы позавидовали лучшие сыскари — не было в Крыму такого казино, такой гостиницы, такого кабака, в котором бы они не побывали. Таксисты, крупье, квартирные хозяйки, официанты лишь отрицательно качали головами, когда те описывали приметы: мол, может быть, и были, может быть, и не были — в Крыму теперь азеров, наверное, не меньше, чем в Баку или Нахичевани.
Короче говоря, поиски были тщетными — азеров точно след простыл.
Делать было нечего, и Тягун, скрипя зубами, решил, в отличие от коммунистки Нины Андреевой, «поступиться принципами».
— Надо подписать под это дело ментов, — сказал он однажды утром, мрачно поморщившись.
Витя Хитрый, глянув на пахана, удивленно почесал затылок — Ты что? А понятия?
— Ничего не поделаешь, — тяжело вздохнул старшой. — Мы, конечно, профессионалы, но менты-опера — профессионалы не меньшие. Да и возможностей для легального розыска у них больше.
— Мне, что ли, к мусорам заяву писать? — казалось, Витя никак не может поверить в то, что такой уважаемый человек, каким всегда считался в воровской среде Тягун, может пойти на такой шаг.
— Тебе — не надо, — ответил тот, доставая «беломорину» и прикуривая, а вот жена Рудковского — ей положено…