Особенно,... 
69 
Улыбнулся, заслышав гудок.
– Ну вот, работает. Что же ты меня сразу не предупредил!
– Да ладно, – махнул рукой Глеб, – черт с ним, с этим телефоном. Лучше пойдем варить кофе по вашему рецепту.
– Нет, по тому рецепту, о котором я тебе говорил, варить не будем, иначе ни ты, ни я не уснем.
– Давайте тогда не будем изощряться, сварим обычный.
Они направились на кухню, где начали готовить в большой медной кофеварке густой ароматный кофе.
– Вот теперь, если вы не возражаете, я закурю.
– И я тоже.
Мужчины закурили – степенно, важно, чинно, словно совершали некий ритуал. Они выпускали струйки голубоватого дыма, смотрели на кофе, который вот-вот должен был закипеть на маленьком огне, и без слов понимали друг друга.
Вместе с кофейником, чашечками и пепельницей Сиверов и Лоркипанидзе из кухни вернулись в гостиную, уселись перед камином и, глядя в огонь, смакуя кофе и сигаретный дым, повели неспешную беседу о всяких пустяках – таких, как рецепты приготовления кофе и в чем преимущества египетского светлого табака перед темным бразильским.
Сиверов, сидя в кресле, спиной чувствовал телефонный аппарат и напряженно ожидал, что тот вот-вот подаст голос. Глеб даже представлял этот тревожный настойчивый звонок и представлял очень явственно свое нежелание поднимать тяжелую эбонитовую трубку, чтобы, прижав ее к уху, услышать знакомый голос – голос генерала Потапчука, который вначале поздравит с Новым годом, а потом произнесет несколько, на первый взгляд, незначащих слов, которые заставят Глеба броситься к машине и морозной праздничной ночью мчаться к сияющей миллионами огней Москве – туда, где он, агент Слепой, должен будет получить очередное задание и приступить к его выполнению, каким бы невыполнимым оно ни казалось.
Сиверов знал себя: хочет он того или нет, но, если этот телефонный звонок прозвучит, он непременно снимет трубку.
Глава 12
О чем говорили на палубе парома «Принц Датский»
Олег Мерцалов и человек, передававший ему заказы на убийства, не слышал никто. Да и они сами слышали друг друга с трудом, ведь разговор происходил па верхней палубе, где свирепый ветер уносил слова, едва они успевали прозвучать. Мерцалов кивал, при этом недовольно морщился, хотя на самом деле в душе ликовал.
Уже давно он мечтал о подобном заказе. До этого ему приходилось действовать на территории других государств, а не своей родины.
Вот уж воистину – он любил отчизну, но странною любовью… Такой же странною, как и прочие пристрастия Мерцалова.
* * *
Первого января нового года Олег Мерцалов выходил из вагона СВ скорого поезда Прага – Москва на Белорусском вокзале.
Всю дорогу после того, как поезд пересек границу бывшего Советского Союза и оказался в Беларуси, Мерцалову невыносимо хотелось ступить на засыпанный снегом перрон любой, пусть даже самой маленькой станции. Но поезд мчался и мчался, оставляя позади пустынные платформы, освещенные сиротским светом фонарей. А затем вновь и вновь проваливались в темноту за окнами редкие огоньки деревушек вдоль железнодорожной магистрали.
После Бреста поезд остановился лишь в Минске.
Мерцалов лежал, прикрыв глаза, и вслушивался в звуки города.
«Интересно, а кем бы я был сейчас, если бы не попал тогда в афганский плен? Интересно, кем стали те, кто служил вместе со мной? Наверное, кто-то покинул армию, ударился в бизнес. Кто-то избрал такой же путь, как и я. Только здесь, в России. Дело одно – но плата наверняка разная. И вообще, есть ли разница между моей теперешней жизнью и прошлой? И прежде, и сейчас я убиваю тех, на кого мне укажут. Тогда мне сказали, что афганские крестьяне, взявшие в руки оружие, – враги, и я убивал их. Потом никто из пославших меня на эту войну не посчитал нужным объяснить мне, что это не так. И я уяснил себе другое: каждый человек, взявший в руки оружие ли, власть ли, большие ли деньги, уже одним этим заслужил смерть. И не важно, кто эти люди. Они как свиньи, которых человечество выращивает на убой, хорошо кормит, но за это требует раньше времени расплатиться жизнью. И не важно, кто отдает приказ на их уничтожение».
Поезд тронулся. За окном проплыли привокзальные башни, смолкли голоса людей, снующих по перрону.
И вновь потянулись заснеженные поля – такие пустые, что сердце начинало щемить.
Мерцалов приподнялся на локте и посмотрел в черноту за окном.
«Пейзаж кажется совсем унылым потому, наверное, что сейчас новогодние праздники».
69 
