– Захват не получился. Мерцалов ушел, оставив после себя три трупа. В том числе убит капитан Сергачев, который и обнаружил Мерцалова в ресторане.
– Что Мерцалов делал в ресторане?
Полковник Лазарев от такого достаточно нелепого вопроса опешил. Генерал почувствовал это по его прерывистому дыханию.
– Да как что, товарищ генерал… Надо полагать, завтракал, обедал, выпивал, закусывал…
«Чтоб вы провалились, бездельники!» – подумал генерал, но в трубку сказал совсем другое:
– Кто еще погиб, полковник?
– Это не наши люди.
– Я спрашиваю, кто?
– Сержант тверского ОМОНа Трошкин и старший сержант Скоренев.
– Ну, эти не из нашего ведомства, – буркнул Потапчук. – Но все равно жалко парней… Что сделали по горячим следам? И откуда взялся ОМОН?
– Сплошное совпадение.
– Почему-то это совпадение – на руку Мерцалову, а не нам.
– Да там вообще, товарищ генерал, такое было в ресторане! Слава Богу, все обошлось…
– Ты хочешь сказать, полковник, малой кровью?
Троих уложил и ушел.
– Нет, товарищ генерал, но могло быть намного хуже, поверьте.
– Где сейчас Мерцалов?
– Мы пытаемся его достать.
– Можете и не пытаться, пустая затея. Это не тот человек, которого можно взять вот так вот просто. Тебе повезло, полковник, ты и твои люди его обнаружили, но брать Мерцалова должны были профессионалы. Почему был задействован ОМОН? Почему меня не поставили в известность?
– Некогда было, товарищ генерал. Решение пришлось принимать на ходу, и принял его…
Генерал понял, что теперь все свалят на погибшего капитана Сергачева, с остальных же взятки гладки.
– Ладно, еду в управление.
– Машина за вами уже выслана, товарищ генерал.
Думаю, она уже у подъезда.
– Хорошо, хорошо, полковник, – генерал положил трубку и только сейчас внимательно посмотрел на то, что нарисовала его рука.
А она во время разговора механически записала три фамилии и возле каждой начертила маленький аккуратный могильный крест.
– Тьфу ты! Чертовщина какая-то! – генерал стал густо зачеркивать фамилии, графит сломался, и Потапчук вновь чертыхнулся.
В двери появилась уже окончательно проснувшаяся жена в длинной ночной сорочке.
– Федя, что-то случилось?
– Да, случилось. Я сейчас уезжаю. Позвоню утром.
А ты чего бродишь, иди спать!
– Не ругайся.
– Попробуй тут не ругаться, когда мои доблестные вояки таких дел наворочали!
– Чего на людей злишься, думаешь, они не стараются как лучше?
– Да, стараются… Себя не жалеют и других…
Атонина Адреевна за сорок пять лет супружеской жизни насмотрелась всего и давным-давно привыкла к тому, что мужа могут поднять среди ночи, вызвать на службу или вообще он может исчезнуть на несколько дней.
– На работу мне не звони, я буду очень занят.
– Долго?
– Сколько потребуется.
– Ясно, ясно, Федя. Может, чаю поставить или кофе? Попьешь перед уходом.
– Да какой к черту чай!
– А кофе? Сон прогонишь.
– Мне сон лучше любого кофе прогнали.
– Как хочешь.
Генерал опять тряхнул головой и по-военному быстро начал одеваться. Через пять минут он был полностью собран, правда бриться не стал. Жена напомнила:
– Федя, побриться забыл.
– На работе побреюсь.
– Тогда возьми бритву, а то потом снова скажешь, что я не досмотрела.
У генерала была привычка: он брился каждое утро, чем бы не был занят. Процесс бритья приводил его нервную систему в определенное равновесие. И вообще привычки, как считал генерал Потапчук, человеку просто необходимы. Именно они держат его в норме, не дают сгибаться в самых кризисных ситуациях.
А сейчас ситуация сложилась именно такая. И единственное, чему можно было порадоваться, так это тому, что Олег Мерцалов засветился. Теперь со всей определенностью ясно, что он находится в Москве и именно его наняли для исполнения убийства, последствия которого будут катастрофичными.
На пороге кабинета генерал столкнулся с Атониной Адреевной. Она несла чашку горячего чая, в котором плавал ломтик лимона. На блюдечке лежала серебряная ложечка с витой ручкой. Потапчук нахмурился.
– Я же сказал…
– На вот, выпей, Федя, может, голова болеть перестанет.
– А с чего ты взяла, что у меня болит голова?
– По тебе видно. Уж кому, как не мне, понять, что у тебя…
– Не надо, не надо. Когда ты говоришь, что у меня болит голова, то она и начинает болеть. Ты всегда пытаешься мне внушить то, что тебе кажется.