46 
Бабек понимал, говорил по-русски, но старался скрывать свой талант, свои знания. Разговаривал через переводчицу, через свою секретаршу, хотя прекрасно понимал что говорит художник Жаклин.
— Сколько вы хотите? — через секретаршу спросил Бабек.
— Немного — всего тысячу долларов.
— Нет, нет, это много! — замахал Бабек и покачал лысой головой.
— Как много? За такую картину много? А сколько вы можете заплатить? — спросил художник в грязном халате на голое тело, обращаясь к Жаку Бабеку, но глядя при этом на длинноногую девушку-секретаршу.
— Пятьсот долларов.
— Давайте семьсот, — вставил художник, — чтобы ни вам, ни мне.
— Нет, пятьсот, — твердо повторил Бабек.
— Пятьсот, — сказала секретарша, — господин Бабек не любит торговаться.
— Ну, пятьсот так пятьсот.
— Кстати, спроси у него где можно найти Станислава Шеришевского?
Художник уловил фамилию:
— О, Станислав Борисович! Вчера вечером я его видел на Беговой, у Семенова, знаете такого?
Секретарша перевела, Бабек кивнул.
— А телефон есть у Семенова?
Секретарша опять перевела вопрос, художник затряс головой, длинными грязными волосами.
— Дай ему деньги, — сказал Бабек, обращаясь к Полю.
Тот открыл портфель, отсчитал пятьсот долларов и подал художнику. Художник тут же спрятал деньги, даже не пересчитывая, в халат, из которого торчало несколько карандашей, и принялся завертывать в шелестящую бумагу небольшой холст.
— Я его не буду сейчас забирать. Скажите, я приеду за ним специально и может, еще что-нибудь приобрету для своей коллекции.
Художник был явно польщен и обрадовался.
— Можно позвонить? — обратился Поль к художнику.
— Да-да, пожалуйста, месье!
Секретарша позвонила. Шеришевского на Беговой не оказалось, но там сказали, что он отправился к себе в загородный дом и дали телефон. Жаклин позвонила в Подмосковье, но Шеришевский и оттуда уехал. А ровно через час «Мерседес» Бабека уже стоял у подъезда дома на Котельнической набережной, в котором была четырехкомнатная квартира Станислава Шеришевского.
Хозяин встретил дорогого гостя с распростертыми объятиями. Они были знакомы уже лет пятнадцать и много ценных вещей, даже бесценных, перешло от Станислава Борисовича Шеришевского к Жаку Бабеку, а потом было продано на аукционах. В общем, их союз был выгодным обоим.
— О, месье Бабек, месье Бабек! Прошу. И мадемуазель Жаклин, и месье… — Шеришевский галантно пригласил своих гостей к журнальному столику, а затем подмигнул Жаку Бабеку, приглашая его в кабинет, от пола до потолка заставленный книгами. — Присаживайтесь. Коньяк, водка? Вино? Все к вашим услугам.
— Немного коньяка, — сказал Бабек.
Тут же на письменном столе появились два бокала и бутылка с французским коньяком. Мужчины выпили.
Шеришевский медлил. Бабек нервничал.
«Ничего, ничего, — подумал русский коллекционер, — пусть понервничает. Тем больше будет его восторг и быстрее станет сговорчивым».
— Я нашел деньги, — сделав глоток терпкого коньяка, сказал Бабек.
— Это прекрасно, прекрасно… — Станислав Борисович подошел к шкафу, повернул ключик и вытащил завернутую в мягкую ткань панель «Янтарной комнаты».
Он положил ее на стол, аккуратно развернул, зажег настольную лампу. Янтарь вспыхнул, заискрился, заиграл золотистыми тонами.
Жак Бабек ладонью прикоснулся к теплому на взгляд янтарю.
— Вот она какая… — пробормотал Жак Бабек.
— Да, да, вот она какая! — повторил Шеришевский. — Великолепная работа! И самое главное, это подлинник.
— Когда можно будет увидеть всю?
Станислав Борисович развел руками:
— Должен появиться человек.
— Тот, кто нашел ее или перекупщик?
— По-моему, тот кто нашел.
— Где она находится? — задал вопрос Жак Бабек пристально вглядываясь в переливы янтаря на панели.
— Глупый вопрос, господин Бабек, очень глупый.
Кто же скажет такое? Но я думаю, где-то под Калининградом.
— Под Кенигсбергом? — уточнил Бабек.
— Да, да, там.
— А вы уверены, что нет обмана?
— Никакого обмана. Хотя, всякое может быть. Вещь ценная, я бы даже сказал бесценная.
— Да-да, бесценная, — пробурчал Жак Бабек. — Но она стоит два миллиона долларов. Это огромные деньги.
— Да, огромные, я понимаю. Но она того стоит.
— ; Я нашел деньги, — вновь повторил Бабек.
— Вот и прекрасно, вот и очень хорошо, — морщинистое лицо Станислава Борисовича Шеришевского расплылось в угодливой улыбке, в угодливой и хитрой.
46 
