– Больше их не потребуется, – сказал Ник.
– Но если они хотят завоевать Землю…
– Они этого не хотят.
– Но они уже это сделали. В каком-то смысле.
– Но это все. Больше не будет разрушений. Провони уже получил то, что хотел.
– Предположим, им нет дела до Провони и до того, чего он хотел. Предположим…
Один из черных полицейских сказал:
– Сэр, чтобы добраться до Таймс-сквер за сорок минут, мы должны вылететь немедленно. – Он носил эполеты – высокопоставленный пидор.
Недовольно ворча, Грэм подобрал тяжеленное шерстяное пальто и натянул его себе на плечи. Один из полицейских помог ему.
– Этого человека, – сказал Грэм, указывая на Ника, – следует направить в лазарет и обеспечить ему медицинскую помощь. – Он кивнул головой, и двое полицейских угрожающе подступили к Нику; взгляды их были нерешительными и в то же время напряженными.
– Господин Председатель Совета, – начал Ник, – я прошу вас об одном одолжении. Могу я, перед тем как отправиться в лазарет, ненадолго повидаться с Эймосом Айлдом?
– Зачем? – спросил Грэм, направляясь к двери с двумя другими черными полицейскими.
– Я просто хочу поговорить с ним. Взглянуть на него. Попытаться понять все это – все, что случилось с Новыми Людьми, – повидавшись с ним. Увидеть его на его теперешнем уровне…
– Уровне кретина, – отрезал Грэм. – И вы не хотите отправиться со мной на мою встречу с Провони? Вы могли бы стать выразителем желаний… – Он сделал жест. – Барнс говорил, что вы были типичным их представителем.
– Провони знает, чего я хочу – чего хотят все. А у вас с Провони все произойдет очень просто: вы сдадите властные полномочия, а он займет ваше место. Система Государственной гражданской службы будет радикально пересмотрена; многие посты из занимаемых по назначению станут выборными. Для Новых Людей будут устроены лагеря, где они будут счастливы; мы должны обязательно позаботиться о них, помня об их беспомощности. Вот почему я хочу увидеться с Эймосом Айлдом.
– Тогда идите и занимайтесь этим. – Грэм кивнул двум черным полицейским, стоявшим по бокам у Ника. – Вам известно, где Айлд, – отведите его туда; затем, когда он закончит, в лазарет.
– Спасибо, – поблагодарил Ник. Все еще мешкая, Грэм спросил:
– А она правда мертва?
– Да, – кивнул Ник.
– Простите. – Грэм протянул руку для пожатия. Ник не подал ему руки. – Вы были тем, кому я желал смерти, – сказал Грэм. – А теперь… черт побери, теперь это не имеет значения. Что ж, я наконец отделил свою личную жизнь от общественной – моя личная жизнь кончена.
– Вы же сами сказали, – холодно процедил Ник, – что «миллионы таких прошмандовок шастают по этой планете».
– Верно, – каменным голосом выговорил Грэм. – Я действительно так сказал.
И вышел, сопровождаемый двумя охранниками. Дверь, скользнув, захлопнулась за ним.
– Пойдем, – сказал один из двух оставшихся черных пидоров.
– Я пойду так, как меня устраивает, – отозвался Ник; его рука зверски разболелась, а добавились еще и боли в животе. Грэм был прав – ему надо бы как можно скорее отправляться вниз, в лазарет.
Но только после того, как он собственными глазами увидит Эймоса Айлда. Величайшего из умов человечества.
– Вот здесь. – Один из конвоиров указал на дверь, охранявшуюся офидантом ПДР в зеленой униформе. – Отойди, – приказал ему черный пидор.
– Я не уполномочен…
Черный полицейский поднял свой пистолет. Похоже, собираясь его использовать.
– Как скажете, – сдался офидант в зеленом и отошел в сторону. Николас Эпплтон прошел за дверь.
Глава 27
В самой середине комнаты сидел Эймос Айлд, его огромная голова удерживалась в равновесии с помощью воротника с металлическими штырями. Он окружил себя самыми разными предметами: дыроколами, ручками, пресс-папье, линейками, стиральными резинками, листами бумаги, картона, журналами, рефератами… Из журналов он повырывал страницы, скомкал их и разбросал по всей комнате. Сейчас же он что-то рисовал на клочке бумаги.
Ник подошел к нему. Человечки из палочек, огромное кольцо на небе, изображавшее солнце.
– А этим людям нравится солнце? – спросил он у Эймоса Айлда.
– Оно делает их теплыми, – ответил Айлд.
– Поэтому они выходят под его лучи?
– Да. – Теперь Эймос Айлд рисовал на другом клочке – тот ему уже надоел. Получилось что-то похожее на животное.