Последние отзывы

  37  

— Вот тебе и корень наших проблем, — заметил Лаврухин сослуживцу. — Штабисты, как всегда, жаждут красивой жизни, а в окопах не хватает элементарного.

— Не будь занудой, взгляни, какие женщины.

Дамы упивались музыкой, ярким светом, обилием мужчин в офицерской форме. Бесконечно далекие от своих прабабушек эпохи Наташи Ростовой, они принадлежали новому веку, веку модерна с его затейливыми линиями на картинах и драпировках, с декадентским влечением к мистике и смерти в литературе. Многие испытывали возбуждение оттого, что их временные ухажеры, могут скоро погибнуть в бою. За одной такой особой в платье с широким атласным поясом товарищ Сергея потянулся как завороженный.

Сам Лаврухин развернулся уходить. Его задержал вид молодой девушки, неподвижно стоявшей на мраморных ступенях лестницы. Бледная как полотно, она прислонилась к стенке с закрытыми глазами.

— Вам плохо?

Ответа не последовало,, и Сергей дотронулся до ее руки. Жизнь еле теплилась под нежной кожей. Девушка открыла глаза, словно разбуженная его прикосновением. От нее пахло шампанским. Наверное, перепила и слишком рьяно танцевала — стало плохое сердцем.

— Пойдемте, я вас провожу.

— Еще рано, я никуда не хочу уходить.

— На вас лица нет. Вам срочно нужно лечь.

— Быстро же вы предлагаете! Без особых церемоний. Лаврухин смутился, ему даже в голову не пришло подобное истолкование.

— Ничего такого я не имел в виду.

— Не надо, не надо, — рассмеялась девушка. Она менялась на глазах: щеки порозовели, губы ожили, карие глаза заблестели. Прикосновение Лаврухина разбудило ее, словно в сказке о Спящей красавице. Весело сообщив, что бе зовут Еленой, она цепко ухватилась за капитанскую руку и потащила случайного гостя назад, в большую залу.

Лаврухин пошел, все еще беспокоясь о ее здоровье, надеясь уговорить ее уйти. В зале к Елене подскочило сразу несколько офицеров, ни один из которых не обеспокоился внезапным ее исчезновением.

— Не смейте больше пить, — шепнул Лаврухин, чувствуя себя глубоким стариком, хотя был моложе многих из присутствующих.

— Насчет этого будьте спокойны, — пообещала она. — На сегодня все, баста.

С началом очередного вальса Сергей потерял ее из виду в пестром кружении воздушно-невесомых платьев, потом снова различил среди танцующих. Подождал еще немного и вышел, сказав себе, что негоже тратить время, приглядывая за взбалмошной девчонкой в качестве заботливого дядьки…

Теперь тогдашняя Леночка не только узнала его, но даже припомнила имя, которое он пробурчал вскользь. Всем своим видом она живо напомнила Лаврухину, сколько минуло лет. Под набеленной кожей легко угадывались морщины на отечном лице. Кожа на шее выглядела дряблой, ладони стали неприятно худыми, костистыми.

Рядом с ней топорщил губу коротышка в очках с круглыми стеклами. На долю секунды Лаврухину стало грустно за прежнюю красавицу, готовую плясать до упаду. Но сейчас на нем висела еще большая ответственность, чем раньше, в Севастополе. И нежданная встреча могла помешать.

— Ты здесь один? — спросила Елена светским тоном.

Она представила мужчин друг другу. Фамилия ее мужа была длинной и труднопроизносимой — то ли шведской, то ли норвежской. Он работал заместителем коммерческого директора киностудии.

— Удивительно, что здесь нет кинозала. Нам представляют корабль как чудо комфорта и до сих пор не удосужились… А чем ты занимаешься?

— Коммерция, — неопределенно ответил Лаврухин.

— Повсюду коммерция. Скучно, но ничего не поделаешь. Сегодня жизнь стоит дорого. Если война затянется, неизвестно, как это скажется на кинематографе. Скорей всего плохо, придется потуже затянуть пояса… Господи, где мое дитя?

— Извини, я тут тоже разыскиваю знакомого. Увидимся вечером.

— Постой, — она вцепилась в него так же крепко, как в Севастополе, когда тащила веселиться. — Я должна показать тебе своего сыночка. Здесь такое столпотворение…

— Скажи мне номер вашей каюты.

— Вот он! Иди сюда! — она подозвала мальчика в матроске. — Между прочим, твой тезка. Муж называет его Седриком, а я Сережей. Говорю с ним исключительно по-русски.

Она и сейчас громко говорила на родном языке, ничуть не смущаясь, что находится на корабле страны, которая объявила войну России, что большинство окружающих — немцы.

— Здравствуй, Сергей, — Лаврухин пожал руку мальчику, потрепал его по голове.

  37