– Надо идти, товарищ, – нарушил воцарившееся в кафе молчание хозяин. – Не за каждым баба Ванга посылает гонца. Вот, возьми. – Обернувшись, он снял с полки бутылку шотландского виски и с негромким стуком поставил ее на прилавок. – К ней не принято ходить без подарка, а эту марку она любит. Не надо, – добавил он, видя, что Глеб полез в карман. – Заплатишь, если новость будет хорошая.
«А заодно и расскажешь, в чем она заключалась», – мысленно закончил за него Глеб.
Он встал из-за столика, расплатился за кофе, сунул в полупустую спортивную сумку бутылку «Джонни Уокера» с черной этикеткой и, чувствуя себя полным идиотом, двинулся за своим провожатым по залитым щедрым утренним солнцем узким, утопающим в зелени улочкам. Городок стоял на плоской равнине в почти идеально ровном кольце гор; глядя на их вершины, со всех сторон нависавшие над черепичными крышами и кронами гранатовых деревьев, Глеб вспомнил: все та же Ванга утверждала, что много столетий назад в долине Рупите располагался большой, процветающий город, позднее залитый вулканической лавой. Ясновидящая якобы слышала «сигналы жизни», которые давали ей силу, и считала это место святым, притягивающим энергию. В автобусе, который доставил Глеба сюда, об этом говорила какая-то женщина, спешившая, разумеется, на прием к «бабе Ванге». Та же тетка, между прочим, говорила, что старуха прямо с порога распознает зевак и людей, не верящих в ее способности, и сразу же, притом весьма бесцеремонно, выставляет их вон. Найти человека, который бы верил во всю эту полумистическую чепуху меньше, чем Глеб Сиверов, пожалуй, было непросто. И тем не менее Ванга сама послала за ним гонца… Как, черт возьми, она узнала, что Глеб сидит именно в этом кафе? Или ей нужен был не он, а любой русский вообще?
«Это просто такой рэкет, – с внезапной и неуместной веселостью подумал он. – У бабки кончилась выпивка, вот она и отправила этого типчика в галстуке в кафе: ступай, приведи русского туриста да проследи, чтоб без бутылки не появлялся…»
– Меня зовут Стоян, – представился провожатый, торопливо шагая вдоль пыльной улицы на полшага впереди Глеба. – Я работаю в гостинице, хорошо говорю по-русски. Меня вызвали к ней прямо с работы. Она сказала: «Ступай в кафе „Под старой чинарой“, найди русского, который там сидит, и немедленно веди его ко мне. Я должна ему сказать что-то очень важное».
– Я ведь, собственно, совсем не к ней приехал, – сказал Глеб.
– Это неважно, – немедленно откликнулся болгарин. – Знаете, однажды, когда я был молодой и глупый, у меня хватило нахальства сказать священнику, что не верю в Бога. Знаете, что он мне ответил? «Можешь не верить в него, – ответил он. – Главное, чтобы он верил в тебя».
Глеб промолчал, не преминув подумать, что его провожатый с тех пор стал ненамного старше и умнее. А рассказанную им притчу можно было толковать и так и этак…
Они свернули за угол, и Сиверов увидел заполонившее узкую деревенскую улочку стадо автомобилей и длинную, терпеливую очередь, растянувшуюся на добрых полквартала. Но еще раньше, чем он это увидел, до его ушей донесся дребезжащий старческий тенорок, выкрикивавший по-болгарски что-то сердитое. Вслушавшись и приглядевшись, он понял, что не ошибся: кричала действительно старуха, а смысл ее слов не оставлял никаких сомнений по поводу чувств, испытываемых ею к тем, кому эти слова были адресованы.
– Вы зачем сюда пришли? – кричала старуха. Она стояла у открытой калитки, придерживаясь морщинистой, покрытой коричневыми пигментными пятнышками рукой за железный столбик. Глаза ее были закрыты, из-под туго, по-деревенски повязанного черного платка выбилась прядь седых волос. Старуха была слепа, но лицо ее было повернуто к двум стоявшим напротив нее мужчинам, как будто в голове у нее был локатор, как у летучей мыши. – Ни в Бога, ни в черта не верите, и руки у вас в крови! Особенно у тебя, лысый негодяй. Дурное дело ты замыслил, брату за тебя стыдно!
Очередь почтительно внимала. Глеб понял, что старуха у калитки и есть легендарная ясновидящая; в следующее мгновение он остановился как вкопанный, разглядев тех, на кого она кричала.
– У меня нет брата, – спокойно и даже с легкой насмешкой отвечал тот, кого она назвала лысым негодяем. Он действительно был лысый; Глеб также не сомневался, что он негодяй, поскольку это был Граф собственной персоной, а стоявший рядом с ним молодой человек с угрюмым крючконосым лицом являлся не кем иным, как его ближайшим помощником по кличке Гроб.