36 
— Да… Смеху не оберешься, — покачала головой Ольга. — Если ты, Зинка, все это для интереса не выдумала, то дура ты беспросветная, что от такого человека сбежала! Что он о тебе подумал, когда вернулся, а?
— А что он подумать должен? Обед я ему на кухне оставила, борщ и котлеты. Сдачу, что с магазина и с рынка осталась, на стол положила, на видное место. Ничего плохого он не должен бы подумать.
Тут в разговор вступила Галина.
— Зина, его звали Игорь Михайлович?
— Точно, Игорь! А ты откуда знаешь? Я ведь не говорила, как имя-то его.
— Просто я хорошо знаю этого человека. Я бы еще сомневалась, если бы ты не назвала его лагерные сроки. По ним я уж точно поняла, о ком идет речь. А ты теперь не жалеешь, что ушла тогда?
— А чего жалеть! У меня теперь сын есть, считай семья.
— Постой! — подскочила на своей кровати Альбина. — А ведь ты начала с того, что это было девять месяцев назад. Так сын у тебя с той ночи, что ли?
— Ну.
— Ох и дура!
Галина внимательно посмотрела на Зину.
— Между прочим, Зина, Игорь Михайлович до сих пор живет один.
Зина вдруг вскочила с кровати и схватила халат и сигареты.
— А ну вас, девки! Я вас повеселить хотела, какие бывают смешные мужики, а вы… Пойду хоть покурю. Пропади они пропадом, рассказы эти наши!
И Зина направилась в коридор, напевая громко и отчаянно:
- Ленинградская тюрьма,
- Лестница протертая!
- Извела меня статья
- Сто сорок четвертая!
И этой песенкой закончился третий день «Дамского Декамерона».
ДЕНЬ ЧЕТВЕРТЫЙ, ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Утро четвертого дня началось с того, что пришла дежурная санитарка Федосья Поликарповна с ведром, тряпкой и шваброй и начала мыть палату. Из кармана халата у нее торчала серая тряпка, которой она па ходу проводила по спинкам кроватей и по тумбочкам. При этом Федосья Поликарповпа не переставая ворчала на женщин: «Ишь, разлеглись! Наплодили нищеты и рады… Убирай тут за ними за семьдесят Рублев…»
Женщины поняли намек и сунули Федосье Поликарповане три рубля. Ворчание прекратилось, но и уборка тоже: хитрая санитарка тут же собрала свое хозяйство и отправилась мыть соседнюю палату.
— Ну и стерва! Откуда только такие берутся? — вздохнула Эмма.
— Жизнь делает, — ответила бичиха Зина, а Лариса предложила:
— Давайте сегодня будем рассказывать о женщинах-стервах!
На том и порешили.
Прошел день, наступил вечер, и первой начала рассказывать Лариса.
История первая,
рассказанная Ларисой. Снова анекдот, но на этот раз древнекитайский, откуда можно заключить, что «стерва» — явление историческое и интернациональное
Крестьянин Ли работал в поле, мотыжил рисовую делянку. Вдруг бегут к нему толпой односельчане, машут руками, что-то кричат. Ли поднял голову, вздохнул и снова продолжает работу. Подбежали односельчане ближе и кричат:
— Ты что, не слышишь? Твоя жена пошла в лес за хворостом, а там на нее напал тигр!
— Сам напал — пусть сам и выпутывается. Мне надо к возвращению жены делянку закончить, а то она меня загрызет.
— Сильна китайская стервозность! — заметила бичиха Зина. — Но я вам, девоньки, скажу, что стервами бабы чаще всего-то из-за мужиков становятся. Я вот вам о двух подружках расскажу, которые со мной на зоне сидели.
История вторая,
рассказанная бичихой Зиной о двух соперницах, ликвидировавших предмет соперничества
Сидели у нас на зоне две девахи-подельницы. Обои получили по три года, обои у нас в больничке санитарками работали, а до лагеря и до преступления своего они в мединституте учились, врачами хотели стать. Только врачами им теперь уж не быть, потому как они медицинскую науку для лютой бабьей мести приспособили. А история вышла у них такая.
Учились они и между собой дружили, всем делились. Жизнь студенческая, дело молодое — завелся у одной дружок. Бегает она к нему на свиданки, а опосля подружке рассказывает, как он ей в любви клянется, как замуж зовет, ну и все такое прочее. Тут вскорости и у второй подружки тоже хахаль объявляется, и тоже она с ним в ЗАГС собирается. Жили-то обе девахи в общежитии, а на свидания бегали по-очереди, потому как даже выходные туфли одни на двоих имели, чтоб не тратиться. А вечерами у них, значит, рассказы про то, как с милым гулялось. Ну, и вышло оно так, что обе себе по ребеночку и нагуляли в одновременье. Девки здоровые, самостоятельные, рожать собрались. Тут одна другой и говорит, что дружок ее просит аборт сделать, уговаривает с дитем подождать — не ко времени, мол. И у второй такая же история. Но что подружек в удивление ввело, так это что говорили им ихние дружки одни и те же слова по этому делу. Одна и смекнула: «Слушай, подруга! А что это странно как у нас выходит: зовут наших женихов одинаково, слова они нам одни и те же говорят, на свидания мы ходим все как-то по очереди. Берет меня сомнение: уж не один ли у нас с тобой женишок?» Решили проверить. Как одна пошла в кобеднишних туфлях на свиданку, так другая за ней следом в тапочках. И выясняют они, голубушки, что один их парень за нос водит! Погоревали, поплакали, да и пошли вдвоем на аборт. А как отмучились, так и выстервились: «Да что ж это за справедливость такая, что «нам страдать, а ему хвостом вертеть?» И решили они обманщику хвост-то тот самый и укоротить. Сговорились, все чин чином подготовили. Одна его зазвала в гости, снотворного ему в водочку подсыпала. А там вторая явилась. Разложили они родимого и кастрировали его по всем правилам медицинской науки. Вместе их и судили. Потерпевший рыдмя рыдает, а зал хохочет. Девки во всем признаются, а каяться — ни-ни. Но повезло им, однако, что судья и прокурор тоже «бабьего «полу» были, а то б им тремя годами не отделаться!
36 
