— Здорово, ничего не скажешь! — не сдержал восхищения Банда, с уважением глядя на Бобровского. — Ну, голова у тебя — что надо.
— Этому меня и учили, — поскромничал Сергей, улыбаясь. — Ты абсолютно уверен, что стрелки не сдвинулись?
— Конечно. Я смотрел очень внимательно.
— Тогда порядок. Значит, вот на этом участке стены, — он показал рукой, — путь открыт. Твоего проникновения не заметит никто, как бы ни старался.
— Ну, с Богом!
Банда встал, еще раз проверил крепление глушителя на автомате, ножа на бедре, поправил пистолет за поясом, натянул черную шлем-маску и осторожно снял автомат с предохранителя.
— Ну, Сергей, я пошел!
— Давай, — Бобровский протянул ему руку, — ни пуха, ни пера!
— К черту! — отмахнулся Банда и, вскочив на подставленное другом плечо, легко перемахнул через ограду…
* * *
— Во сколько они начинают? — Мазурин с нетерпением и тревогой ежеминутно поглядывал на электронные часы, стоявшие у него на столе.
— В час по местному времени.
— У нас с Прагой сколько часов разницы?
— Два часа.
— Значит, в три? Через полчаса?
— Так точно, Виталий Викторович.
— А ты уверен, что они доложат тотчас после завершения операции?
— Конечно. Бобровский обязан доложить, в этом сомнений быть не может.
— Ну-ну…
В эту ночь они не собирались идти домой.
Часов в десять вечера, когда все текущие дела были наконец завершены, полковник Котляров направился в кабинет Мазурина, предварительно позвонив жене и предупредив, что ночевать сегодня не придет.
Они с Мазуриным даже не сговаривались. Просто слишком многое зависело от успеха Банды и Бобровского. И оба предпочли ждать вестей на рабочем месте, чтобы в случае чего принять необходимые меры.
Сердце Степана Петровича екнуло, как только Бобровский доложил о том, что акция подготовлена и начнется сегодня в час ночи. Он сразу понял, что дом и сон на сегодня отменяются, и к генералу Мазурину зашел от того, что просто не мог находиться один — так тревожно было ожидание, при этом Котляров знал, что генерал всегда засиживался в управлении допоздна.
И вот теперь они сидели, досматривали последние телепередачи и ждали. С нетерпением ждали звонка из Праги, от которого зависело все.
Самое худшее, что Мазурин успел раззвонить об успехах «наверх», и теперь каждый день его терроризировали «оттуда», требуя конкретных результатов.
— Слышь, Степан Петрович…
— Ой, Виталий Викторович, можно и просто Степан.
— Ну, как хочешь… Короче, Степан, я предлагаю по пятьдесят граммов.
— Честно говоря…
— Не сидеть же нам, как двум сычам, ожидая этого проклятого звонка.
— …у меня ничего нет.
— Зато у меня есть! — с этими словами Мазурин подошел к шкафу и открыл ту дверцу, за которой, как было известно всему управлению, прятались мини-бар и холодильник. Распахнув и то и другое, он продемонстрировал содержимое Котлярову:
— Ну, что выбираешь?
— Сейчас посмотрим.
Да, выбор у Мазурина сегодня был отменный! И казавшиеся запотевшими от холода в своих матовых бутылках три вида водки «Абсолют», и бутылка экспортной «Столичной», и армянские коньяки двух сортов, и полдюжины бутылок с вермутом, винами, шампанским… Котляров в задумчивости оглядел коллекцию и решительно взял с полки бутылку:
— Давайте, Виталий Викторович, нашу. «Столичную». Мне кажется, она будет в самый раз.
— Отлично, я — за!
Мазурин извлек из холодильника ветчину, консервы, бутыль «Кока-Колы» и лимон. Водрузив все на стол, скомандовал:
— Нарезай, полковник!
Сам вышел в приемную и через секунду вернулся с буханкой хлеба.
— Я своего адъютанта выдрессировал — кровь из носу, а хлеб у начальника чтоб был! Так теперь он целую буханку для меня держит.
Через несколько минут они, памятуя, что за будущую удачу пить нельзя, уже поднимали тост за здоровье Банды и Бобровского…
* * *
Минуты ожидания тянулись для Бобровского невыносимо медленно и тяжело.
Он собрал всю свою аппаратуру и отнес ее в машину. Теперь уже можно было не беспокоиться — покинуть виллу Банда мог и в открытую, если бы только ему удалось взять этот архив.
Потом, подогнав «Опель» поближе к воротам особняка (правда, чтобы не привлекать внимание охранников, с выключенными фарами и двигателем, на нейтралке с разгона), Бобровский взял свой автомат и, передернув затвор, опустил стекло, готовый в любой момент прикрыть, если понадобится, отход Банды.